Змей и жемчужина - [138]

— Уверена, ты тоже скучаешь по Риму, — сказала я святой Марфе, протягивая руку к куче огородной зелени. На местных рынках было так мало продуктов, к которым я привыкла, что я начала экспериментировать с более дешёвыми ингредиентами, чем те, которые я обыкновенно использовала. Салаты с листьями одуванчика вместо дорогих латуков, которые я всегда покупала в Риме; маленькие, на один укус сырные печенья, приправленные мятой и лимоном вместо поставляемых из Венеции дорогих специй; седло кролика вместо грудки павлина. — Когда готовишь в провинции, это развивает творческую жилку, но это совсем не то, что готовить для самого Папы, верно? — продолжала я, обращаясь к святой Марфе. — Не говоря уже о том, как трудно достать здесь хороший шафран. Хорошо ещё, что мадонна Джулия больше не крадёт мои запасы, чтобы ополоснуть волосы.

— С кем вы разговариваете, синьорина? — раздался за моей спиной голос Бартоломео. Остальные обитатели замка загорели за лето до черноты, но только не Бартоломео. Он только становился розовым, потом облезал и снова розовел, хотя теперь была уже осень.

— Ни с кем. Пошинкуй вон тот лук.

— Вы разговариваете с тем мешочком, да? — Мой подмастерье ухмыльнулся, проверив, остёр ли нож, потом лёгким движением разрубил первую луковицу пополам. Поскольку в Каподимонте было мало работы, мы проводили дни, совершенствуя его навыки владения кухонным ножом. До моей скорости ему было ещё далеко, но всё равно его веснушчатые руки замелькали с неимоверной быстротой, и луковица превратилась в кучку мелко нарубленных кусочков. — А что лежит в том мешочке? Оттавиано всегда клялся, что в нём содержатся засушенные яйца учеников и подмастерьев, которых вы убили и съели.

— Не твоё дело. Давай, шинкуй, — добавила я, когда он подкинул нож за спиной, так что тот совершил полный поворот в воздухе, потом, улыбнувшись мне, поймал его другой рукой. Я взяла яблоко и начала очищать его, снимая длинную тонкую ленту кожуры, просто для того, чтобы показать, что ему ещё многому надо учиться. — Нынче мы приготовим копчёный луковый хлеб, кефаль в корке из соли и суп из спаржи, сваренный на мясном бульоне. На ужин этого хватит.

— Да, синьорина. — Его глаза следили за лентой кожуры, выходящей из-под моего ножа. — Сколько человек будет за столом?

— Мадонна Джулия, её сестра, её брат и его жена. — Другой брат, не кардинал Фарнезе, который из-за приближения французов уехал обратно в Рим. Мне будет не хватать молодого кардинала; шутника, гурмана, любящего мою стряпню не меньше своей сестры.

— Я не имею ничего против того, чтобы на моих кухнях распоряжалась женщина, — упрашивал он меня весь прошлый месяц, глядя на меня такими же тёмными и такими же весёлыми глазами, как у его сестры. — Подумайте об этом, синьорина Карм едина!

Об этом и впрямь стоило подумать. Полноправная хозяйка на моих собственных кухнях, и к тому же у кардинала! Даже если ему всего двадцать шесть лет и он больше похож на шута, чем на служителя церкви, работать на него было бы шагом наверх по общественной лестнице, это несомненно. Но с другой стороны, я и так была почти полноправной хозяйкой на кухнях палаццо Санта-Мария, и я успела к ним привязаться. Судомойки, послушно исполняющие любое моё приказание, неограниченный папский бюджет, позволяющий покупать редкие пряности и импортные сыры и любые другие припасы, которые я хотела приобрести для кладовых. Мадонна Джулия, постоянно просящая ещё и ещё моих пирожных. Не говоря уже о Марко — я отнюдь не была уверена, что Марко позволит мне покинуть дом мадонны Джулии. Не то чтобы он не мог обойтись без меня, когда речь шла о любовных утехах, — он мог бы спать с любой служанкой палаццо по своему выбору, ни одна бы ему не отказала. Вероятно, он так и сделал, ведь меня не было так долго, и при мысли об этом я не чувствовала ни малейшей ревности.

Да, в постели Марко прекрасно мог обойтись и без меня, но на кухнях? Это было другое дело. Мой кузен был ленив, а моё присутствие в его кухнях означало, что ему не надо так много работать. Он был бы недоволен, если бы я перебралась на более сочное пастбище и ему пришлось бы снова самому на рассвете таскаться на рыбный рынок. А я всё ещё была его должницей за то, что он приютил меня, когда я явилась в Рим.

Я картинным жестом отбросила в сторону длинную ленту яблочной кожуры, бросила очищенное яблоко Бартоломео и порылась в куче зелени, ища нежные ростки спаржи, которые я собиралась бланшировать. По правде говоря (а правду знали только святая Марфа и моя совесть), мне не хватало не самого Марко, а присутствия мужчины в моей постели. Гладкого, горячего мужского тела, лежащего на моём, поцелуев, смеха и острого запаха мужского пота... Один или два стражника здесь, в Каподимонте, плотоядно смотрели на меня, но я вовсе не чувствовала искушения отдаться первому встречному. У меня, в конце концов, были высокие требования. Если бы я, скажем, возжаждала приготовить кушанье из линя, но на рынке не нашлось бы достаточно свежего линя, я бы обошлась вовсе без этой рыбы, но не стала бы готовить из продукта не первой свежести. Ничего, кроме свежайшего линя, и никаких стражников. Стражники воняли — от них разило варёной кожей и прокисшим пивом. Единственными мужчинами, которые у меня были с тех пор, как я уехала из Венеции, стали знатный дворянин и повар; а общего у знатных дворян и поваров только одно — и те и другие чудесно