Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии - [18]
Мне повезло, что рядом была Рашель. Как ребёнок среди аттракционов, она любовалась происходящим, с азартом поясняя то, что я не успевал заметить, а тем более понять без подсказки, и так из анекдотических бытовых мелочей вырисовывалась единая картина. Молодая жизнь самой Рашели тоже была полна контрастов. Прошлой ночью я был очевидцем её шаманства, а теперь, беседуя с нею же, я сознавал, что со мной общается высокообразованный человек даже по американским меркам.
На самом деле, Рашель родилась в США и до десяти лет жила в Массачусетсе. По возвращении на Гаити её определили в частную школу, где на английском языке обучались дети дипкорпуса. Вот почему в поездке за препаратом, который обещал Марсель Пьер, мы говорили с ней то о зомби и о занятиях в ВУЗе – учебниках, переходах на следующий курс, допусках к экзаменам – а потом речь снова заходила о лоа. Не знаю, заметила ли она, насколько подобные гаитянские темы, ей казавшиеся обыденными, для меня были в новинку. Кажется, да.
– А чем зарабатываете на жизнь? – спросила она среди прочего.
– В основном, этноботаникой.
– Это что такое?
– Нечто среднее между антропологией и биологией. Мы занимаемся поиском новых лекарств в растительном мире.
– И как – находите?
– Пока нет, – усмехнулся я.
– А мне бы хотелось изучать антропологию или литературу. Скорее, всё-таки антропологию.
– Я тоже так считаю. От одних книг устаёшь.
– Я уже устала.
Она стала всматриваться в горные склоны, вздымавшиеся над дорогой вдоль моря.
– Где-то здесь коллега моего отца видел, как из пещеры вылетел огненный шар, – сообщила она.
В Сен-Марке царил покой. В полуденное пекло не высовывались даже собаки. В дальних концах пустынных пыльных улиц бледно поблёскивала дымка. Дома из кирпичей и брёвен, обезображенные возрастом, стиснутые в кольцо шероховатыми холмами, на которых не росло ни травинки, и долгие мили безликих возвышенностей, переходивших в далёкие горы, чьи вершины прятались в небесный горизонт.
Мэром Сен-Марка служил когда-то дядя моей спутницы, но нам не понадобилась его помощь, чтобы найти Марселя Пьера. В городке он был личностью известной. Механик указал на бар и бакалею в северной части города, именуемой Осиными Вратами. Заведение, которым владел Марсель Пьер, называлось «Орёл», и прямо за ним он устроил себе унфор.
В сумрачных сенях, подпирая собой музыкальный автомат Вурлицера[56], маячила доминиканка, явно равнодушная к шумной музыке, изрыгаемой аппаратом даже в столь ранний час. Рашель поздоровалась. Указав нам столик на крыльце, женщина исчезла внутри, оставив после себя кислый запах дешёвых духов. Музыка гремела невыносимо, и мы решили тоже проникнуть внутрь. Задняя часть помещения была разбита на крохотные кабинки, пронумерованные от руки. С потолка свисала лампа без абажура. Я представил, что здесь творится по ночам, в лабиринте ячеек, кишащих податливыми духам телами.
Явился паренёк, после коротких переговоров проводивший нас до ворот, отделяющих унфор от обычного земного мира. Он трижды постучал в ворота. Марсель Пьер показался в обществе томной и невысокой особы женского пола. Сам он был высок и мускулист – на худощавом теле выдавались мышцы. Плоское лицо скрывали тёмные очки, а снизу дерзко выпирал кадык. На нём был красный костюм и кепи для гольфа с эмблемой завода по производству инсектицидов.
Как мы договорились ещё по дороге, Рашель представила меня Пьеру как гостя из Нью-Йорка, представляющего влиятельные круги, готовые щедро оплатить его услуги, в том случае, если он будет действовать согласно инструкциям, не задавая лишних вопросов. Такое предложение на Пьера не произвело должного впечатления. Оглядев нас неторопливым и тяжёлым взглядом, он отстранённо произнёс слова, будто говорил не с нами. Выглядел он неестественно спокойно, и вскоре стало ясно, что его волнуют только деньги – когда и сколько.
Я попросил показать, как выглядит легендарное вещество, и он отвёл нас во внутреннее святилище храма, именуемое баги. Большую часть помещения занимал алтарь, уставленный аксессуарами, среди которых сверкали порошки, бутылки из-под вина и рома, колода карт, перья, католические литографии, голова куклы и три черепа, среди которых один был собачий, а другой – человеческий. На стене висел выпуклый скелет иглобрюха, кнут из волокна агавы, и жезл, украшенный кольцами тёмной и светлой древесины.
Запустив руку в груду хлама на алтаре, Марсель извлёк пакетик с пузырьком от аспирина. Затем настал черёд бутылки из-под кетчупа. Плеснув на ладони маслянистой жидкости, он натёр ею открытые части тела, и велел нам проделать то же самое. Настой попахивал аммиаком и формалином. Далее, замотав красной тряпицей нижнюю часть лица, он осторожно откупорил пузырёк. Внутри находился зернистый порошок светло-коричневого цвета. Отступив от алтаря, Марсель степенно убрал повязку с левой щеки. На ней красовался свежий шрам. Так он рассчитывал нам показать силу препарата.
Мы приступили к торгам. Колдун вручил мне подобие прейскуранта в продуктовом. Столько-то за зомби, столько-то за отраву. Плюс раскопки на кладбище. Внизу была указана общая сумма. Его бесцеремонная деловитость не внушала ни надежд, ни подозрений. Утром деньги – вечером зомби.
