Змеи в раю - [65]

— Расскажи про свою работу, — попросила Эва. Чем ты занимаешься? Ты довольна своей зарплатой?

— Я еще не дослужилась до высокого звания, поэтому не хожу на работу в строгом костюме и не защищаю на процессах известных личностей. Так, сижу в офисе, работаю с документами. Зарплата нормальная, хватает. — У меня хватило ума промолчать, что я получаю больше преподавателя иностранного языка.

— Ну наконец-то ты угомонилась. Нашла постоянную работу, живешь с приличным мужчиной. Детей не собираешься заводить? — Ведь будущей весной тебе уже стукнет тридцать. Кстати, я заметила, что у тебя на лбу тоже стали появляться морщинки, — заметила Эва.

Я только усмехнулась в ответ. Меня часто принимали за их младшую сестренку. Наверное, из-за того, что я всегда одевалась, как мальчишка, а Эва с Хеленой уже в двадцать выглядели как солидные дамы, особенно когда рядом я появлялась в тренировочных штанах и с панковской прической.

— Я вас не понимаю! — горячо воскликнула я. — Зачем вы торопитесь взрослеть? Хорошо, может, вам это нравится, но я-то хочу жить по-другому!

— Ты сама всегда всех учила, как надо жить, — ответила Хелена. — Лезла со своими советами, командовала и злилась, если не выходило по-твоему. Эдакая всезнайка. Ты, наверное, поэтому и на адвоката пошла учиться, чтобы получить право выяснять отношения с людьми на законном основании.

От изумления я даже приоткрыла рот. На мой взгляд в семье я всегда была тем, кому постоянно приходилось приспосабливаться. «Мария, не обижай младших!», «Отдай эту куклу Эве, ты уже большая, возьми какую-нибудь другую игрушку!», «Вынеси ковры на улицу, ты же большая и сильная девочка!», «Не включай громко музыку, Эва и Хелена еще сидят за уроками. Они не умеют решать задачи так быстро, как ты».

Однажды я услышала, как мать, разговаривая со своей приятельницей, сказала: «Эва и Хелена нуждаются во мне. А Марии я никогда не была нужна, она всегда была сильной и самостоятельной девочкой. Знаешь, наверное, матери больше любят слабых детей, которые к ним тянутся».

Тогда я не могла понять, почему Эва и Хелена так нуждаются в матери, — ведь не в пример мне они были послушными и примерными девочками. Я же всегда была бунтаркой, а в переходном возрасте вообще вела себя как самый настоящий мальчишка-хулиган. Но родители никогда не пытались разобраться, что же со мной происходит, заглянуть, что скрывается за грубой оболочкой девочки-пацанки. Они всерьез воспринимали меня такой, какой я была лишь чисто внешне. Замечали лишь то, что хотели видеть. Хотя, наверное, я и на самом деле была упертой девицей, ведь не зря до последнего упорно считала Эки убийцей невинных девушек.

— И как же вы ко мне на самом деле относитесь? — спросила я с легкой угрозой в голосе. Пора наконец поговорить начистоту и избавиться от глубокой детской обиды на родителей и сестер, которая жила во мне, сколько я себя помню. От обиды на то, что они никогда не признавали меня своей и как чужака выталкивали прочь из своего круга.

— Не обижайся, Мария. Мы с Хеленой последнее время часто беседуем о том, как у нас складывались отношения в детстве. Я размышляю на эту тему, сейчас, когда жду ребенка. Не хочу повторить ошибки собственных родителей, — миролюбивым голосом сказала Эва.

— Мария, мы же обе комплексовали перед тобой. Ты была лучшей в школе, у тебя всегда все получалось. Ты никогда не приходила из школы домой в слезах, когда мальчишки дергали тебя за косички…

— Да я бы заплакала, но родители мне не разрешали, — перебила я Хелену. — Ведь я всегда завидовала вам, особенно тебе, Хелена. — Тебя ласкали и баловали, ты всегда была самой маленькой. А на мою долю доставались лишь строгие замечания и наставления типа «ты должна справиться».

— Вечно ты перебиваешь! Дай мне хоть раз высказаться! Ты считаешь, легко доказать окружающим, что ты взрослая, когда все относятся к тебе как к неразумному младенцу? Ты считала меня безмозглой курицей, Эва говорила, что я несобранная и бесхозяйственная, не могу даже картошку сварить. И тихо удивлялись, как это такая дурочка смогла поступить в университет! — Хелена подняла к потолку накрашенные фиолетовой тушью ресницы и заморгала. Было видно, что она готова расплакаться. Я тоже чувствовала, как у меня к глазам подступают слезы.

— Я вздохнула только тогда, когда ты поступила в школу полиции, а не в медицинский, к примеру, — быстро продолжила Эва. — Все увидели, что не такая уж ты необыкновенная, как нам казалось. Я помню кислое выражение лиц родителей, когда на вопрос: «Где учится ваша Мария?» — им приходилось отвечать: «В школе полиции». Даже не говори ничего, я и сама знаю: нельзя требовать от собственного ребенка, чтобы он соответствовал высоким ожиданиям родителей. И честно могу сказать: тогда мы с Хеленой почувствовали себя лучше. Тем более что потом я и сама поступила в университет, а на следующий год Хелена.

— Но потом ты пошла учиться на юридический факультет, а это даже круче медицинского, — подхватила Хелена. — Так что наши учительские дипломы снова померкли.

— Неужели так было на самом деле? Я никогда не задумывалась, что причиняю кому-то огорчение. Просто всегда хотела жить своей жизнью. Ведь я никогда ничего не требовала от вас и всегда хотела только одного: чтобы меня оставили в покое и не требовали постоянно чего-то непосильного.