Змеи и лестницы - [115]

– Сидишь? – снова заорал Литовченко. – Рупасова! Рупасова и его подружку.

* * *

… Комиссар полиции Нойманн улетала через четыре часа. Не в Рио (через Цюрих и Сан-Паулу), а всего лишь во Франкфурт. Она улетала с огромным архивом, собранным на маленькой флешке. Лишь бегло просмотрев его, Миша сказала, что работы с этими документами ею отделу хватит на целый год, и это будет год открытий и удивительных разоблачений. Возможно, придется поднять несколько дел – не расследованных до конца в связи с недостаточностью улик и гибелью свидетелей. Под это определение подпадало и дело Готфрида Шолля, чья сеть по торговле детским живым товаром была лишь подразделением гораздо более разветвленной сети – преступного синдиката по торговле людьми, наркотиками и оружием. Вернер Лоденбах, талантливый химик и не менее талантливый организатор, отвечавший в синдикате за весьма перспективное направление по созданию новых синтетических наркотиков, собирал компромат на своих подельников годами. Чтобы добиться своей цели, он использовал женщин и подкупал мужчин. А иногда просто убирал – и тех, и других. Так случилось с Гвидо Россетти, – экс-чемпионом по стрельбе и курьером, перевозящим небольшие партии наркотиков. Часть из них поступала Готфриду Шоллю, именно так стрелок и засветился в «деле о педофилах».

Лоденбах попытался втянуть в свой бизнес русскую возлюбленную Катю Азимову, но что-то не связалось. Хорошо задуманный сценарий (а Вернер все свои сценарии продумывал до мелочей) не сработал, она вернулась в Россию. Как у Азимовой оказалась флешка с электронными копиями документов и кем она была, в конечном итоге, убита, еще предстояло выяснить. Но доподлинно известно, что Вернер Лоденбах прилетал в Санкт-Петербург на несколько дней – и по датам это точно совпало с убийством Кати.

Если франкфуртские следы еще предстояло распутывать, то питерская история – теперь, по прошествии нескольких дней с момента задержания на выезде из Санкт-Петербурга Дениса Рупасова и Марины Даниловой – выглядела совершенно ясно.

И фантасмогорично.

– Палимпсест какой-то, – выразился о ней неплохо образованный Вересень.

– Цирк с конями, – выразился о ней чуть хуже образованный Литовченко. – Вор у вора дубинку украл.

– So geht es nicht[18], — подвела итог Миша, не забыв перейти на немецкий.

И лишь Мандарин еще не сказал своего последнего слова – просто потому, что пока не знал, чем закончилась история, к которой он тоже приложил лапу.

– Кто начнет? – спросил Вересень.

– Давай ты, – вздохнул Литовченко. – У тебя язык подвешен.

Миша не возражала. Она сидела на том же самом стуле, на котором когда-то давно, в прошлой жизни (а на самом деле – всего несколько дней назад) собиралась умереть. Но теперь все кардинально поменялось: впереди была большая работа, и Франкфурт, и верный Томас, что целый год терпеливо ждал, – когда же она вернется и станет прежней Мишей, комиссаром полиции Нойманн, грозой преступников. И оберст Бекенбауэр ждал, и все остальные ее коллеги. И нужно, наконец, появиться в спортзале и тире, а то она совсем себя запустила!.. И только Господин Кот ничего не ждал. Он сидел на руках у Миши – смирно и тихо, как будто понимая: Миша уезжает, и кто знает – увидятся ли они вообще?

Вересень подошел к доске, перевесил пару фотографий, добавил несколько новых и отошел, любуясь открывшейся картинкой. Теперь к пальме острова Тимбукту (на самом деле оказавшемся городом в Мали) прибавилась новая локация – небоскребы и пара на ходу придуманных Вереснем иероглифов – закорючки и палочки, символизирующие китайский. А под небоскребами белела надпись:

ГОНКОНГ

По бокам от надписи Боря разместил две фотографии – старую, с вечеринки Кати Азимовой, где засветился Вернер Лоденбах. И новую – роскошной блондинки Ники.

– Они встретились в Гонконге, – нараспев, тоном казахского акына, затянул Вересень. – Вернер Лоденбах и русская по имени Ника Бартош. Она занималась переговорами о закупке лекарственного сырья и некоторых редких препаратов. Ника жила в той же гостинице, где остановился Вернер Лоденбах – «Mandarin Oriental», и даже номера их оказались рядом…

Стоило только Вересню упомянуть всуе слово Мандарин, как дурацкий парень вытянул шею в сторону доски и возмущенно затрубил.

– Ну, понятное дело, назвали в честь тебя. Так я продолжаю? В общем, они должны были встретиться, не могли не встретиться – и встретились. И поначалу все происходило по накатанной схеме – так, как было с Катей Азимовой, и всеми другими его женщинами. Вот только Ника оказалась под стать Вернеру: жестокой, хитрой и вероломной. А еще – обладающей незаурядным математическим умом. И способностью конструировать любые схемы с извлечением максимальной выгоды. Вернер Лоденбах просек это почти сразу, он просчитал Нику и открыл перед ней свой карты. Не все, но часть – уж точно. И любовники стали партнерами. Потому что общее дело, неважно, темное оно и светлое, сближает не хуже любви. Вместе они провернули несколько операций в Гонконге, как потом проделали то же самое в Европе. Холодный расчет почти не изменял Нике, но Вернер иногда действовал слишком рискованно – он ведь был карточный игрок, как сообщила нам фройляйн комиссар, – Вересень с полупоклоном повернулся к Мише. – Это, а, может, слухи о собранных им документах, и привели к тому, что на него объявило охоту слишком много сильных и влиятельных людей в Азии.