Змееед - [25]

3

Дверь внезапно растворилась. Вроде ее стукнули чем-то тяжелым. На пороге — Люська-Сыроежка. Та, которую еще зовут то Анжеликой, то Эвелиной, а то — Иолантой. В руке — маленький изящный пистолетик.

— А вы меня не ждали?

— Н-н-нет…

— И о чем воркуете?

— Да все о погоде.

— А я про какую-то ниточку услыхала.

— Люся!

— Не трепыхайся! Убью!

— Люся! Мы тебя спрячем…

— На Ваганьковском кладбище?

— Люся! Обожди. Спокойно. Ты уедешь. Вот деньги. Смотри сколько. Вот портсигар. Думаешь, позолота? Нет. Золото чистое. А вот зажигалочка. Любуйся, какая красивая. С рубином. Люся! Осторожнее с оружием…

— Я всегда осторожная. Как лисонька.

— Откуда у тебя пистолет?

— Ты, Хлюст, меня всегда обманывал. И ты, Шайтан, — тоже. Когда это сообразила, то и сама вас обманывать стала. Как только бобер — с копыт, я у него лопатник открывала, немного себе брала, на место лопатник возвращала, а уж потом вас звала. А тут распахиваю пиджачок, на левом боку — аккуратненький такой пистолетик. Я о таком как раз и мечтала. Хвать его — и в сено. А кобуру спрятать не успела. Тут ты, Хлюст, проявился. Глаза жадностью горят. Ты все в лопатник смотрел. А я тем временем вроде тебе помогала, ремень на его пузе расстегивала. Заодно кобуру сдернула и спрятала.

— Люся! А воровайкам шпалер не положен. Кто шпалер в руку взял, тот ссучился. Брось его. Я никому не скажу, что ты его в руках держала.

— Не пугай меня, Хлюст. Закон не хуже твоего знаю. Шпалер нельзя взять из рук власти. А стырить можно. И от вороваек я решила отойти.

— Завязать?

— Нет. Отколоться. Одна на льдине.

— Давай, Люся, договоримся.

— Давай.

— Вот тебе деньги. Вот золотишко. А мы уйдем.

— Хорошо. Деньги я возьму. И золотишко.

— Вот и договорились.

— Но вы тут останетесь.

Рванулся к ней Шайтан и осел под выстрела грохот. Хлюст руками закрылся: не убивай!

— Я, Аркаша, не убиваю. Я ниточки режу.

4

— Дракон, эта Люська-Иоланта может уйти далеко: в Сибирь, на Алтай, в Крым, на Кавказ, а то и за кордон — в Латвию, в Литву, в Польшу. На границах нарушителей стреляют, собаками травят, но она-то, видать, рысь битая, уйдет. Если через кордон рванет — никогда не найдем. Единственная надежда на ее хитрость. Урки самое важное прячут на самом видном месте. А что если она прячется там, где ее сейчас быть не должно, там, где искать ее не будут, там, где обитала раньше? Места эти я знаю — Китай-город и Хорошевка. Если контакты навести, может, кто подскажет.

5

Проводники курьерского поезда «Москва — Владивосток» — это гвардия всего проводниковского сословия. Это же вам не «Ленинград — Москва» — ночь туда, ночь обратно. Это не «Воронеж — Киев», не «Хабаровск — Хасан» и даже не «Ташкент — Новосибирск» с их смешными расстояниями. «Москва — Владивосток» — одиннадцать суток туда, одиннадцать обратно. В вагоне два проводника. Каждые сутки — 12 часов на брата. Делят те часы на двоих как сами решат. Во Владивостоке — один выходной. В Москве по возвращении — сразу три выходных и отгул за все сверхурочные часы. После того — новый рейс. Над всеми проводниками — начальник поезда. Кроме проводников ему подчиняются директор вагона-ресторана с поварами, буфетчицей и официантками. Начальник поезда — вершина карьеры проводника. Работа — лучше не придумать. За окном ветер деревья валит, дождь проливной хлещет, такой, что вода каскадом по окнам, или метель-пурга звенит-свирепствует, а у тебя маленькое, теплое, уютное жилище. Несет тебя и качает, несет и качает, на стрелочных переходах постукивая. Красотища кругом. Одна только Кругобайкалка чего стоит. Звался раньше этот кусок магистрали золотой пряжкой стального пояса России. Это самый трудный для строительства участок железной дороги на всей нашей планете по имени Земля. И самый прекрасный. Справа — скала отвесная, иногда и по двести метров высотой, слева озеро невероятной красоты, глубины и прозрачности. По карнизу поезд скользит. Тоннель за тоннелем. По дыбистым скалам — кедры столетние и сосны золотые. Сквозь ущелья речки былинной прелести, хрустальной чистоты в Байкал несутся одна за другой, одна за другой. По каменьям журчат. И мосты, мосты, мосты.

Купе начальника поезда наполовину аппаратурой заставлено. Только рядом с Ангарой прошли, только сверкнула впереди синева священного, самого глубокого и самого чистого озера мира, как начальник объявляет всему поезду, что приближаемся, и пластинку заводит про дикие степи Забайкалья, про бродягу, с каторги бежавшего, а потом — про ветер-баргузин и омулевую бочку.

После Байкала на 7031-м километре магистрали у станции Амазар притормаживает поезд, гудит локомотив из всех своих паровозных сил, начальник поезда торжественно провозглашает: «Граждане пассажиры, наш поезд приближается к бюсту товарища Сталина, вырубленному в скале. Лучше всего бюст виден из окон левой стороны по ходу поезда. Теперь перейдите на правую сторону».

Медленно-медленно поезд мимо бюста плывет, ревет во всю мощь, приветствуя самого любимого человека.

Бюст заключенный враг вырубил. Лагерей тут видимо-невидимо. Уговорил начальника лагпункта: разреши попытаться. Разрешил. В неприступных горах, прямо над магистралью свечкой глыбища стометровая вознеслась. Вот ее вершину он и превратил в исполинский бюст. Три года скалу грыз. В прошлом, 1935 году завершил свой труд и получил прощение грехам. Сын-вражонок ему помогал. Сын прощения не получил, потому как с той скалы сорвался уже перед самым завершением работы. Да. Много их, врагов. Вдоль магистрали лагеря то справа, то слева, то справа, то слева. Как бусинки на ниточке. Потом Амур. Жуткий мостище у Хабаровска. Над ним аэростаты заграждения. И, надо полагать, — пушки зенитные по берегам под маскировочными сетями. Далеко внизу под опорами моста ужасающие серые водовороты. А начальник поезда на всю мощь «Амурские волны» врубает.