Змееед - [22]

— До свидания, товарищ Сталин.

— Постойте, как ваша фамилия?

— Наша фамилия Ширманов.

Глава 5

1

— Меня Холовановым зовут. Для своих — Дракон. Понял?

— А ты меня на «понял» не бери! Понял?

— За что тебя Змееедом кличут?

— Так, прилипло.

— А я время помню, когда Змееедом можно было называть только того, кто чекиста убил. Хоть одного. Убивал?

— Случалось. Вот намедни одного пришлось. В дополнение к предыдущим. Правда, этого по приговору.

— Это кого же?

— Смирнова Ивана Никитича.

— Ну, того следовало. Без приговора тоже бывало?

— Бывало. Только что-то ты, товарищ Холованов, уж больно любопытный.

— Да уж я такой. Крайне ты мне интересен: раньше чекистов убивал, а теперь сам в ГУГБ НКВД состоишь. Ссучился?

— А ты меня не сучь. Лучше ссучиться, чем мучиться. Ты на своего пахана Гуталина полюбуйся! Тифлисское казначейство с партнерами курочил, нефтепромыслы в Баку под теплым крылом держал, брал обильный оброк, а теперь ссучился, Генеральным секретарем Коммунистической партии Гуталин заделался. Ты пошто порожняк на меня толкаешь, пошто своего пахана Гуталина сукой не зовешь?

— Ладно, Змееед, не ершись. Нам с тобой клубок распутывать.

2

Тот, который на площади трех вокзалов назвался Иваном Ивановичем, скрючился подковой. Лицо белое с синевой.

Та, которая назвалась Иолантой, кивнула Аркашке-Хлюсту: готов.

Аркашка, хищно выскалив черные зубы, запустил лапу в карман пиджака над сердцем клиента и потянул на себя невиданный ранее в московских малинах тугой бумажник крокодиловой кожи.

Улов небывалый.

Одним взглядом охватил он пачку шелестелок, оценил и мыслью быстрой раскидал расходы. Поделиться надо со своими — в кассу урческой взаимопомощи лукнуть. Надо подмаслить мусоров, чтоб не цеплялись. Кирного бобра следует подальше вывезти и выбросить. Этим делом Шайтан займется. Ему еще и за транспорт особо добавить надо. Люське-Сыроежке — за ударную работу. Уж больно жирного бобра на сей раз зацепила. Расходов много, но все равно вон сколько Хлюсту остается. Да ведь ни Шайтан, ни Люська не знают, сколько в пачке. Можно притаить-притырить-передернуть. А еще бобер кирной в центровой костюмчик упакован и шкары на нем заграничные. Тикалки у него рыжие, в смысле — золотые, да на золотой же цепи. В портфеле — одно разочарование, бумаги какие-то. А мы по карманам пройдемся. Тут добро россыпью — портсигар не то серебряный в позолоте, не то и впрямь золотой. С рисунком — охотники на привале. Еще и зажигалка желтенькая с красным камушком самоцветным.

А в жилетке что? В жилетке что-то твердое.

Ну-ка, на свет.

Глянул — и померк ясный день в Хлюстовых глазах. Две корочки там красненьких оказались. И на каждой золотом — щит и меч. Имя в обоих корочках то же самое, и рожа та же. Только и разницы: в первом удостоверении — Дальстрой НКВД СССР, во втором — ГУГБ НКВД СССР.

Дальстрой — это Колыма. Дальстрой — это сотни тысяч зэков. Дальстрой — это отдельное, самое обширное, самое богатое, самое жуткое и почти независимое царство в империи ГУЛАГа. Дальстрой — это золото. Много золота. Самые крупные в мире месторождения. Самая ударная добыча — рабсила даровая. Бобер — знатный воротила из руководства Дальстроя. Свидетельством тому — уж очень серьезный документ. Он этот документ на Колыме кому следует в нос сует. Но в кармане у него еще один документ, куда более серьезный, — ГУГБ! Вот его-то он там, на Колыме, уж точно никому не показывает. Гусь этот — тайный контролер Главного управления Государственной безопасности, внедренный в руководство Дальстроя.

Вот тут-то Аркашка-Хлюст и спросил в сердцах Люську, кого же она, стерва, привела. Она ему и ответила, что обеспечила образцового клиента.

А он ей пожелал того, что переложить на бумагу у меня никак не выходит. И добавил:

— Чтоб тебе на ноже торчать!

3

— Как дела, Змееед?

— Дела в Кремле, у нас делишки.

— Змееед, зачем ты Сталину письмо писал? В чем твой интерес?

— Мы с тобой, товарищ Холованов, вместе работать не сможем. Больно ты любопытен, как бабенка выпытливая.

— А все же.

— Сталин мой интерес не выяснял. Он без выяснения понял. Вот у Сталина и спроси.

— Я и так знаю.

— Ну и кушай на здоровье. Я тебе еще пирожок с гвоздями испеку.

— Когда Ягода с этим делом разберется, он тебя ликвидирует, как свидетеля ненужного. Ты, Змееед, это понял и к нам пришел шкуру спасать.

— Ах, долго же ты, мил человек, раздумывал. Ты мне покажи того, кто в нашей любимой стране шкуру не спасает. Ты что ли не такой? Со своим Гуталином-Сталиным?

— Ладно, не ершись. Расскажи лучше про ту кошечку, которая матерого чекиста с панталыку, с пути истинного сбила. Нашел ты ее дело?

— Нашел. По профессии — крадунья. Из беспризорных. Зовут Люська-Сыроежка. Она же Иоланта, Эвелина и Анжелика.

— Проститутка?

— Нет. У них с этим строго: воруем, но собой не торгуем. Если на этом деле свои засекут, из вороваек выгонят. Она иногда только приманкой служит, когда на прихват берут.

— И ты ее по фотографии опознал и дело Ягоде отдал… Ее сейчас поймают, через нее на сообщников выйдут.

— Нет, товарищ Холованов. Ее я опознал, дело изучил, все запомнил, а товарищу Ягоде другую подсунул.

— Другую воровайку?