Злые обезьяны - [4]

Остальной путь мы торговались. С одной стороны, я считала все это дуростью, с другой, этот парень начал мне нравиться, так что торг был серьезный. В итоге мы сговорились на двадцати пяти долларах и моем обещании позвонить, прежде чем пуститься в бега через месяц и дать шанс меня отговорить. Я сильно рисковала, соглашаясь на такое.

– Чем же?

– Ну, он же мне понравился, правильно? Настолько сильно, насколько вообще мне в том возрасте могли нравиться взрослые. Но в то же время дурой я не была и понимала, что по работе он имеет дело с сотнями детей, большинство из которых оторвы почище меня, так что кто знает, вспомнит ли он обо мне спустя месяц. И если я на самом деле позвоню, не ответит ли: «Какая еще Джейн?» Меня бы это вряд ли порадовало. Но сделка есть сделка, так что оставался один способ не звонить – не убегать. Или дождаться, пока дела пойдут совсем плохо, чтобы можно было нарушить обещание и чувствовать себя нормально.

Так вот я и оказалась в доме тети и дяди. Где в конце концов и осталась.

Они жили в Сиеста Корта, что в переводе с испанского значит: «Разбудите меня, если что-нибудь случится». Местечко между Модесто и Фресно. Все, что нужно дальнобойщикам или сезонным рабочим из мигрантов: заправка, магазин, закусочная, бар, дешевый мотель и церковь трясунов[2]. Мои тетя и дядя держали магазинчик.

– Какими людьми они были?

– Старыми. Родня по отцу. Тот был на пятнадцать лет старше матери, а моя тетя приходилась ему старшей сестрой, так что, глядя на нее, можно было подумать, что она мне бабушка. А дядя был еще старше.

– Вам было неловко остаться у сестры вашего отца?

– Не особо. Отец на тот момент выбыл из игры: он разорвал все отношения со своей семьей тогда же, когда сбежал от нас. И моя тетка была совсем на него не похожа. Она была замужем за дядей и жила в одном и том же доме с конца Второй мировой войны.

– Как они отнеслись к тому, что вы останетесь жить с ними?

– Был бы выбор, не думаю, что они позволили бы мне остаться так надолго по своей воле. Но они никогда не жаловались.

– То есть вы ладили?

– Да я иначе поступить не могла. Они были самыми бесконфликтными людьми из всех, кого я когда-либо встречала: даже если постараться, не удалось бы с ними поссориться. И это не значит, что у них не было своих правил, но они так умели заставить меня им следовать, что не подчиниться было невозможно.

Вот мой дядя, он был из тех типов, что любят перед сном пропустить стаканчик виски. Я решила, что это просто отличная идея, и на вторую ночь, когда он уже лег, пробралась в его кабинет и налила себе. И ведь совсем немного, но парни, которые пьют каждый день, точно знают, сколько осталось в бутылке, и если уровень уменьшится хоть на четверть дюйма, замечают.

Вот что, если бы мать поймала меня пьющей, особенно ее виски? Да она бы в две секунды высказала мне все прямо в лицо. Дядя и слова не сказал, но на следующий день я проходила мимо кабинета и услышала оттуда звук дрели, а тем же вечером, когда пришла налить себе стаканчик на ночь, обнаружила на баре совершенно новый замок. Здоровенный, с кулак размером, такой просто не сорвешь.

Они так поступали со всем нехорошим, что я делала. Не читали мне нотаций, считая, что я отличаю хорошее от дурного, но если я упорствовала в чем-то неправильном, находили способ поставить меня в рамки.

Однажды утром тетка спросила: не хочу ли я помочь в магазине? Обычно такие предложения я даже не рассматривала, но в тот раз мне было до того скучно, что я сказала: «Ладно». В конце дня она дала мне пятьдесят центов, что казалось очень мало за восемь часов, пусть даже я там больше журналы листала, чем работала. На следующий день повторилась та же история. Еще через день я слиняла около полудня и вместо того, чтобы дождаться оплаты, сперла пару долларов из кассы. Ночью, перед сном, я решила положить их в ящик стола, где хранила остальную зарплату и деньги офицера Дружески, а там вместо двадцати шести долларов оказались только двадцать четыре. Понятное дело, что случилось, но я все равно вытащила ящик и протрясла его, вдруг деньги куда-то завалились. Выпал одинокий четвертак.

– То есть плата за полдня работы?

– Точно.

– Тете вы что-нибудь сказали?

– А что бы я сказала? «Не честно красть деньги, которые я у тебя украла»? Во всяком случае, надо отдать ей должное, она оказалась на шаг впереди. И не тратила сил на вопли. Это выглядело, ну, не знаю, действенным, что ли.

Но и расстраивало тоже. Если еще не поняли, то в Сиеста Корта мне было совсем нечем заняться, и если вычесть ерунду, которую я не должна была творить, жизнь очень быстро стала дико скучной.

Черная полоса наступила дней через десять. У тети и дяди не было телевизора – ну, разумеется, – но книг в доме было полно, и однажды, уже в полной тоске, я начала рыться в их библиотеке. Не хочу сейчас создать у вас ложного впечатления. Я не деревенщина, и у меня нет аллергии на книги, как у некоторых, но все-таки в списке любимых дел чтение чего-то серьезнее «Тайгер Бит»[3] оказалось бы ниже бадминтона и ирисок. И вот вам, пожалуйста, дивный вечер пятницы, а я свернулась в кресле с детективом о Нэнси Дрю