Злые игры. Книга 1 - [120]

— Господи, — проговорила Шарлотта, и глаза ее в который уже раз за эту неделю наполнились слезами, — мамочка, как же мне тебя не хватает!

Теперь оставался неразобранным только один ящик, и вряд ли можно было ожидать, что там найдется что-нибудь интересное. В ящике этом лежали папки, а в папках были собраны счета: за одежду, драгоценности, мебель, детские игрушки, за подарки к рождественским праздникам. Шарлотта сидела, скрупулезно просматривая эти счета и пытаясь представить себе то, о чем в них упоминалось: изумительный дом для кукол, который им подарили однажды на Рождество, прекрасно, со всеми мельчайшими деталями, сработанный резчиком из Йоркшира; бальные платья, что носила ее мать; новый большой рояль, который мама купила, когда Шарлотте исполнилось десять лет и у нее обнаружились особые способности к музыке; ее и Георгины конфирмационные платья; костюмы, которые шили Максу к Итону, — счет за них был в папке одним из последних.

Вот она добралась до самой последней папки — фактически до самой первой, потому что она просматривала их в обратном порядке, — здесь были счета за всю их детскую одежду: за платья и пальтишки, за полные комплекты для младенцев, за детские кроватки, манежи и коляски. Здесь же лежал и счет за платье, в котором ее крестили, даже не счет, а красивый фирменный бланк, какие обычно отправляют клиентам в знак благодарности, — и тут Шарлотта вдруг остановилась, замерла на мгновение, перестав перелистывать бумажки, слегка удивилась, потом ее удивление резко возросло, и она насторожилась. Зачем платье для крещения? Почему для нее понадобилось новое платье? Им много, очень много раз рассказывали, что у них в семье есть крестильная рубашка, сшитая когда-то давно из подвенечного платья прапрабабушки Александра. В ящике Вирджинии лежала фотография, на которой был изображен Макс в этой рубашке; на другом снимке улыбающаяся Вирджиния стояла в гостиной перед самым большим из их каминов, торжественно держа на руках маленькую Георгину, облаченную в ту же рубашку. Это одеяние было одной из очень важных тем в их семейных преданиях, всем им приходилось по многу раз слышать о нем; так почему же ей, Шарлотте, не надели эту рубашку? «Возможно, просто потому, что я оказалась самым первым ребенком», — подумала она и покачала в удивлении головой: с чего вдруг она решила, что это может иметь какое-то значение? Может быть, это платье подарила ей Бетси; может быть, семейная рубашка куда-то запропастилась или была в это время в починке, в чистке, в стирке. Может быть. Все может быть.

В верхней части бланка округлым, псевдогалльским шрифтом было написано: «Мора Мейхон»; стоял адрес — Тринити-стрит, Дублин, и был указан дублинский номер телефона. Текст на листке гласил: «В соответствии с заказом. Одно белое батистовое платье для крещения. Ручная вышивка».

Невероятно, подумала Шарлотта, совершенно невероятно, чтобы эта самая Мора Мейхон все еще продолжала работать; но в любом случае стоит попытаться, стоит попробовать позвонить. Сегодня уже поздно, сейчас уже больше семи вечера. Придется отложить до утра.

Она поднялась — неохотно, с чувством какой-то странной внутренней тревоги, — еще раз посмотрела на написанные от руки слова. Почему мама купила, а быть может, заказала это платье? И может ли оказаться так, что именно здесь-то и таится ключ к разгадке?

Она пошла на кухню, чтобы приготовить себе чашку чая и спросить миссис Фоллон насчет ужина; там была Няня, наполнявшая печеньем коробку, которую она постоянно держала в своей комнате.

— Сделать тебе чаю, Няня?

— Пожалуй, да, — ответила Няня, — сейчас все-таки июнь.

Шарлотта на минуту задумалась, стоит ли разбираться в смысле этой фразы, но сразу же отказалась от этого намерения, решив, что ей с этим все равно не справиться.

— Няня, а ты помнишь, как меня крестили? — Она постаралась, чтобы вопрос ее прозвучал как обычное, ничего не значащее любопытство. — Мне тут попалась фотография, и я увидела, какая у меня тогда была гримаса на физиономии. Я себя хорошо вела или ревела?

— Немного поплакала, — уточнила Няня.

— А в платье для крещения я красиво смотрелась? Как мне фамильная ценность, шла? Это ведь было то самое, перешитое из подвенечного платья прапрабабушки?

— Ну, ты бы в нем смотрелась неплохо, но ты была не в нем.

— Почему?

— Твоя мама не захотела.

— Странно.

— Да. Она тогда сказала, что оно тебе не идет. Глупость какая, ты была таким красивым ребенком. Но она так настаивала. И отец уступил ей, потому что она тогда была в таком подавленном состоянии. Правда, он был очень расстроен. Ну или разочарован. Ты же знаешь, как для него много значат семейные традиции. Разумеется, леди Кейтерхэм-старшая тоже бы возражала, но ее на крестинах не было.

— Да, я знаю, — сказала Шарлотта. — Так… а что же тогда на мне было?

— Ты же ведь видела снимки, — оживилась Няня, — по-моему, платье было довольно симпатичное. Но слишком короткое. Совершенно непристойное для такого случая. — Она произнесла эти слова с таким выражением, словно Шарлотте, когда ее крестили, было уже лет шестнадцать и она стояла на церемонии, выставив из-под мини-юбки длинные голые ноги.