Злые белые пижамы - [22]

Я лежал в квартире со своими больными конечностями и писал свой «дневник сеншусэй». Мы должны были сдавать дневники каждый месяц. В них содержалось детализированное объяснение каждой техники и оценки нашего чувства к обучению. В данный момент я не испытывал никаких чувств, поэтому записывал все сухим техническим жаргоном.

К утру вторника я был все еще настолько одеревеневший, что с трудом мог забраться по ступенькам додзё. Сеншусэй запрещалось использовать лифт.

Однажды мы делали уборку додзё. Адаму и мне были поручены туалеты «как минимум на три следующих месяца». Это определенно была худшая работа, но она имела свое преимущество, позволяя хорошо разогреться перед тренировкой, энергично драя писсуары и полируя трубы. Держатели туалетной бумаги должны были как минимум иметь зеркальный вид, как собственно и крышки электророзеток. Адам мыл пол шваброй. Пол сказал нам, что уборка была составной частью курса. «Это хорошая тренировка» — сказал он. «Я хочу тебе сказать, — заявил Адам, выглядывая из-за туалетного бачка, — мы станем гнуснейшими гребанными уборщиками во всем мире, когда это все закончится!»

Ко второму занятию Адам был слева от меня и трясся от напряжения. Все его тело непроизвольно содрогалось, когда он склонялся над передним коленом, руки вытянуты вперед, словно в трогательном преклонении перед божествами. Мы выполняли базовые повороты, начинающиеся из стойки камаэ и заканчивающиеся положением, в котором тело вытягивается вперед и переносит практически весь вес тела на переднюю ногу. Руки тоже вытянуты вперед. Упражнение обычно выполняется несколько раз перед занятием. Мы же занимались этим около часа, с длинными интервалами удерживания положения тела над передним коленом. Люди кричали в агонии. Адам, Крейг и Большой Ник были самыми крикливыми — они также были самыми тяжелыми, что означало, что они больше всего напрягали переднее колено.

Завывание и крики были так ужасны, что некоторые из учи-деши (внутренних учеников — японцев) выглянули из офиса, чтобы посмотреть. Они сделали вывод, что мы были самым шумным курсом сеншусей за все время.

К этому моменту вызывающие крики Адама превратились в низкое завывание вперемешку со странными стонами. Я обратил внимание на некое количество белой слюнообразной субстанции на его подбородке: впервые я видел в прямом смысле пену у рта от физического напряжения.

Младший Шиода казался равнодушным. Время от времени он поворачивался к нам спиной и смотрел в окно на стройку внизу.

Толстяк, канадский севанин, бывший сеншусей и теперь ассистент на курсе, бегал вокруг, пытаясь «воодушевить» нас. «Используйте боль! — кричал он. — Бен, вставай, не обманывай сам себя!» Одним постоянным рефреном было: «Живей, сеншусеи, где ваш дух!»

Дух Адама как раз собирался покинуть его. Стоны приняли форму йодля, исполненного муки, в то время как все его тело поднялось в конвульсивной волне дрожи. Его лицо стало ярко фиолетовым, хотя его руки были бескровно белыми. Потом он упал на пол, два раза дернулся и остался лежать неподвижно. Мертвецки неподвижно. О, Боже, подумал я, он умер. У него случился сердечный приступ и он умер.

В ужасе никто не двинулся со своего места, хотя было заметно определенное облегчение, словно высшая целеустремленность Адама заработала всем остальным отдых.

Толстяк крикнул на Адама, который так и лежал без движения на полу. Шиода смотрел на часы и не замечал припадка Адама. Нам было сказано никогда не сходить с места без команды. Я глянул на Уилла. Уилл глянул на Адама, который был неподвижен, если и мертвый, то по крайней мере освободившийся от физической боли, которую мы все терпели.

Мой партнер по тренировке, Рэм больше не мог стоять. Он нарушил строй и помчался к Адаму, который забулькал, когда Рэм постарался привести его в сознание. Толстяк подошел, за ним последовал озадаченный Шиода. Все мое недовольство было направлено на Шиоду. Теперь ты доволен, думал я. Теперь когда ты кого-то убил. В то же время это было невероятно интересно.

Но Адам не был мертв. Толстяк приказал Рэму вернуться на свое место и после этого поднял Адама. «Не выгоняйте меня, — пробулькал Адам в бреду. — Позвольте мне остаться! Не вышвыривайте меня с курса!»

Адама оттащили в сторону и Шиода приказал Толстяку вывести его наружу подышать свежим воздухом. Но Адам не пошел. Он уцепился за настенный турник и умолял позволить ему остаться. Он действительно верил, что если покинет додзё, ему уже не позволят вернуться. Шиода пожал плечами, и Адам тяжело сел, лицо его было в пятнах.

Адам дал всем десятиминутную передышку. Последние двадцать мину занятия прошли в забвении, стоны сократились до приглушенного минимума.

Адам даже присоединился в конце занятия, спотыкаясь, с гордым видом раненого ветерана. После занятия он рассказывал, как начал галлюцинировать, воображая, что «они» пришли за ним. Под «ними» подразумевался персонал додзё, который внушал ему суеверный страх.

— Они не выгонят тебя за обморок, — сказал Дэнни.

— Это был не обморок, — парировал Адам, — на меня такой страх нахлынул! Этот Шиода меня так пугает!