Злой рок - [54]

– Умелый мужчина, как скульптор, лепит женщину, превращая ее в прекрасную грацию, – парировала она его неуклюжий укор. – Я что ж, по-твоему, уже не гожусь в скульпторы? – обиделся он.

– Пока еще годишься.

– Это другой разговор. Вот выпьем и займемся лепкой.

– Смотри не надорвись, а то от скульптора одна глина останется, – сострила женщина и томно опустила накрашенные ресницы, дразня его губам, плавными движениями обнаженных рук. Капризно отвернулась в сторону.

– Обиделась? Не надо, лапочка,– Герман потянулся к ее упрямому, но нежному подбородку рукой с проявлениями ласки, но она отвела ее своей ладонью. На пальце сверкнул перстенек с рубином. Он поймал ее теплую ладонь и прикоснулся к ней губами. Но это лишь на миг поколебало решительность женщины.

– Надо!– твердо произнесла она.– Я не знаю, с кем ты еще обнимаешься. Надо, наконец, разобраться в наших отношениях. Герман, ты, то неожиданно появляешься, то вдруг куда-то бесследно исчезаешь. А я сижу одна, как дура, или соломенная вдова. Жду, когда ты изволишь приласкать свою лапочку. Зачем мне нужен такой непостоянный и непредсказуемый скульптор, который ко всем печалям еще может наградить какой-нибудь экзотической заразой.

– Я со путанами дел не имею! – резко возразил он. – Знаю себе красную цену и по мелочам не размениваюсь.

– Не сердись, это я на всякий случай, – вздохнула она и все же упрекнула. – Последний пеньюар обносился, а хочешь, чтобы лапочка была красивой и в постели бесподобной. Красота требует жертв. Может, сидишь на мели, тогда иди в бордель и поищи себе валютную топ-модель

– Замолчи, Илона!– вспылил он.– Ты ведь знаешь, как я тебя люблю и не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к твоему божественному телу, ласкал его в любовном экстазе.

– Прости, Герман, я сгоряча, накипело, – призналась она. – Обидно, другие женщины в шелках и в золоте купаются, а я при своей прекрасной внешности влачу жалкое существование.

– Потерпи, лапочка, с деньгами у меня сейчас дефицит, – попросил Герман. – Скоро и ты будешь купаться в шелках, парче и золоте. Подруги твои лопнут от зависти.

– Сколько еще ждать и верить обещаниям? Лучшие годы уходят. – Ах ты, хищница моя,– ласково прошептал он.– Я хочу превратиться в скульптора. Ты не возражаешь?

Она промолчала, лишь стыдливо опустила взор. Они выпили по фужеру шампанского. И он сентиментальным голосом продекламировал:

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут.

И чтоб прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому…

– Почему тебя вдруг потянуло на стихи?

– Потому, что Серега Есенин тоже очень обожал женщин, чего только стоит его роман со знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан. Кстати, в ее гибели роковую, зловещую роль сыграл шелковый шарф, подаренный поэтом. Его концы запутались в спицах коляски и задушили красавицу. И произошло это уже после трагической смерти Есенина, повешенного в питерской гостинице «Англетер».

– Слышала я эту историю, – промолвила она. – Печальны, трагичны судьбы у многих знаменитых людей. Не пожелала бы я такую цену платить за всемирную славу.

Дробич сделал паузу, а затем продолжил, понимая, что попал в точку – поэзия была давней слабостью любовницы – натуры утонченной и доверчивой.

– Ты не лирик, а неисправимый циник, – резюмировала она. – Можешь с упоением читать стихи и тут же выдать банальную пошлость. Мне, порой, кажется, что ты живешь двойной жизнью или я ошибаюсь? Это очень тревожит и даже страшит меня.

– Если, кажется, то перекрестись, – разозлился он.– Да, я циник, а кто сейчас не циник, разве что дебил. Ему плюй в глаза, а он радуется – божья роса. Все построено на лжи. Пойми ты, что жизнь – жестокая штука. В ней нет места слабакам, выживает только сильный. Рынок, конкуренция, неутолимая жажда обогащения превратили людей в зверей. Либо ты живешь вдоволь, или свет коптишь, третьего не дано.

Маска аскета наползла на суровое лицо Германа и женщина невольно вздрогнула.

– Герман, ведь то, что ты проповедуешь – закон джунглей, культ грубой силы, – робко возразила Илона.– Я – слабая женщина и если следовать твоей пещерной философии, то мне тоже нет места в этой жизни.

– Так мы живем в зоопарке, зверинце, разными проблемами, интригами, конфликтами укорачивая друг другу жизнь, боремся за свое место под солнцем. Прав был поэт Александр Блок, утверждавший: «И вечный бой! Покой нам только снится». Вечный покой будет на том свете, а этом постоянная борьба. Но ты не в счет, ты прекрасное исключение. Впрочем, не принимай близко к сердцу. Все это глупости и шалости ума, – спохватился он. – Давай лучше выпьем за твое очарование и за то, чтобы нам в жизни всегда везло.

Они подняли фужеры с искрящимся вином и выпили. Герман откровенно потянулся к ней с ласками.

– Остынь немного, – отстранилась женщина.– Я приму ванну. И тебе тоже бы не мешало смыть с себя дорожную пыль и плотские грехи.

– Я безгрешен, как дитя, – ухмыльнулся он и выпил до дна бокал вина. Она ушла, прихватив с собой махровое сирийское полотенце, год назад подаренное ей любовником. Он явственно представил движения женщины, готовящейся принять ванну. Потом услышал шум воды и подумал: «Удивительное создание – женщина. Несколько минут назад она усердно наводила косметику, чтобы произвести на него впечатление. А ведь заранее знала, что придется смыть ее водой. Воистину, красота требует жертв. А женская психика, вообще непостижима».