Зловещий шепот - [54]

С Болсовер-стрит в комнату ворвался прыгающий отсвет от лязгающих челюстей из витрины напротив. Инспектор Хэдли подскочил к окну, открыл одну створку и пронзительно свистнул, пустив в ход полицейский свисток.

Фэй Сетон, живая и невредимая, лежала ничком поперек кровати, уцепившись за покрывало, за которое она схватилась, чтобы не упасть на колени.

— Фэй! Что с вами?

Фэй ничего не слышала. Быстро повернув голову, она уставилась на сервант.

— Что с вами?

— Ничего, — сказала Фэй глухо. — Ничего. Ничего нет.

В самом деле — портфеля там уже не было.

Раньше, чем кто-либо из них, раньше, чем Майлз или Хэдли успели опомниться, Фэй вскочила и бросилась к двери. Как безумная она неслась по коридору с такой быстротой, что почти достигла лестницы, когда Майлз кинулся вслед за ней.

Даже портфель, валявшийся в конце коридора, не мог остановить ее сумасшедший бег. Майлз случайно заметил знакомый предмет с пряжками в колеблющемся свете непрестанно движущихся челюстей. Фэй должна была наткнуться на портфель, но могла и не обратить на него внимание. Майлз окликнул ее, когда она уже спускалась по крутой лестнице на первый этаж; он махнул расстегнутым портфелем над головой, но она не оглянулась. Из портфеля вывалились три тонкие пачки белых банкнот того же достоинства, что были у него в кармане. А еще на пол сыпался песок и какая-то сухая труха. Больше ничего в портфеле не было.

Майлз выскочил на лестничную площадку.

— Он здесь, слышите?! Его не забрали! Его выбросили! Он здесь!

Услышала ли она его вопли? Он не был уверен, но вдруг Фэй остановилась и обернулась к нему.

Она стояла посередине крутой, покрытой старым линолеумом лестницы. Дверь на улицу была распахнута настежь, и отблески из витрины дантиста плясали на ступенях и на самой Фэй.

Майлз, перегнувшись через перила и тряся портфелем, смотрел прямо в лицо Фэй, стоявшей с поднятой головой.

— Вы слышите меня? — кричал он. — Не надо бежать! Портфель здесь! В нем…

Теперь он мог поклясться, что она его не слышала. Левая рука Фэй легла на перила, голова еще больше откинулась назад, на обращенном вверх и разрумянившемся от бега лице блуждало легкое удивление; но тут же, на глазах Майлза, она побледнела, беспомощная улыбка искривила губы и тут же погасла.

Фэй пошатнулась, ноги ей отказали. Мягко, как соскользнувшее с вешалки пальто, и почти бесшумно она упала на бок и покатилась вниз по лестнице. Тяжелые удары тела о ступени развеяли ощущение ее воздушной невесомости…

Майлз Хеммонд стоял как вкопанный. Затхлый воздух коридора так же упрямо лез ему в легкие, как одно вдруг родившееся подозрение — в голову. Ему показалось, что он целую вечность дышит этим воздухом и стоит на лестничной площадке с окровавленными банкнотами в кармане и с черным портфелем в руках. Краем глаза он заметил, что подошла Барбара и, перегнувшись через перила, уставилась на лежащую внизу Фэй. Инспектор Хэдли, что-то бормоча себе под нос, спустился по лестнице прыжками, от которых заскрипели и застонали ступени. Он перешагнул через распростертое тело, встал на колени и приподнял уткнувшееся в грязный пол лицо. Его голос гулко отозвался в доме:

— У нее, кажется, больное сердце?

— Да, — ответил Майлз, — да, больное.

— Надо вызвать «скорую», — гудел голос. — Ей нельзя было так волноваться и бежать со всех ног. Это могло ей стоить жизни.

Майлз медленно спускался по лестнице, держась рукой за перила, по которым только что скользила рука Фэй. По пути он выронил портфель.

В проеме открытой двери бесшумно лязгали, двигаясь вверх-вниз, вверх-вниз, громадные отвратительные челюсти, а он склонился над телом Фэй.

Глава XVIII

В сумерки Майлз и Барбара снова оказались в комнате Фэй Сетон на втором этаже этого невзрачного дома. Было около семи вечера того же воскресенья, хотя, принимая во внимание множество случившихся событий, могло быть и неделей позже.

Стоявшая на серванте электрическая лампа под абажуром снова горела. Барбара сидела в старом кресле, Майлз — на краю постели рядом с черным беретом Фэй и смотрел на железный ящик, выглядывавший из-под кровати.

— Надо бы выйти и поискать какую-нибудь лавку или бар, открытый в воскресенье… — заметила Барбара. — Хорошо бы раздобыть пару бутербродов.

— Нет. Хэдли просил нас сидеть здесь и не выходить.

— Вы когда в последний раз ели?

— Одно из самых замечательных свойств женщины состоит в том… — Майлз попытался улыбнуться, хотя улыбка тут же исчезла под усталым взглядом, который она искоса бросила на него, — состоит в том, что женщина вспоминает о еде в самый неподходящий момент.

— Ничего не поделаешь, извините, — сказала Барбара и, помолчав, добавила: — Знаете, Фэй еще может поправиться.

— Надеюсь.

Наступившее молчание затянулось, Барбара пощипывала обивку на ручке кресла.

— Вы очень беспокоитесь, Майлз?

— Не в этом дело. Просто я вижу, что этой женщине крепко досталось от жизни, жизнь чертовски сурово с ней обошлась. Надо все выяснить до конца, чего бы это ни стоило! Надо все поставить на свои места!..

Он взял черный берет, но тут же положил его на кровать.

— А в общем-то, — добавил он, — что это изменит?

— За короткое время вашего с ней знакомства, — Барбара явно не могла заставить себя молчать, — Фэй Сетон стала для вас более реальным лицом, чем Агнесса Сорель или Памела Хойт?