Зловещий брак - [50]

И тут его голос прозвучал в моей голове: «Не подведи меня, Кейси». Я пережила трудную внутреннюю борьбу, а затем буквально бросилась грудью на большую деревянную дверь в арке. Это была главная госпитальная дверь. Мы с Дэниелом привозили сюда медикаменты, когда сломался пароход острова. Я принялась отчаянно звонить в колокольчик.

За дверью раздались слабые звуки. Подняли засов, повернули ручку двери. Она чуть открылась, и в свете фонаря я увидела человека в коричневом монашеском одеянии. Я вспомнила его имя… Отец Джозеф из приходской церкви. Он приходил на пристань специально для того, чтобы поблагодарить нас, когда мы привезли медикаменты для госпиталя, и некоторое время разговаривал с Дэниелом. Позади него стояли монашенка и джентльмен средних лет в сюртуке, с редкими светлыми волосами и длинным худым лицом.

Я сделала шаг, волоча позади себя носилки, и упала на колени, обернувшись и указывая на мистера Редвинга:

– Аппендикс, – сказала я странным, чужим голосом. – Аппендикс… болит у него нутро… этот белый страдает животом… животом… – и я в ритм словам тыкала пальцем себе в живот.

Я упала. Все поплыло перед глазами. Надо мной близко склонилось бородатое лицо отца Джозефа, и я слышала, как он изумленным голосом произнес:

– Так это женщина Гарри Ленга с «Кейси»! Боже милосердный, но посмотрите на ее плечи… Они содраны до мяса!

Я успела проговорить:

– Габнор велел мне идти…

И провалилась в тьму. Больше я не видела и не слышала ничего.

9

Были времена, когда я выходила из небытия и чувствовала, как чьи-то нежные руки лечат мое израненное тело, но я всегда хотела вновь уйти назад, потому что мое спящее сознание знало: пробуждение принесет лишь горе и страх. Но рано или поздно момент пробуждения должен был наступить.

Против моей воли глаза мои медленно открылись. Я увидела, что нахожусь в маленькой комнате с крашенными в белый цвет стенами и открытым окном, забранным экраном от мух. Через него видно было чистое голубое небо.

Дэниел! Память вонзилась в меня безжалостными своими клыками. В горле поднялся комок рыданий, и я повернулась набок, чтобы спрятать лицо в забинтованные ладони, и заплакала… заплакала по славному смелому человеку, который был моим другом столько месяцев, которого я любила. Кто-то мне на лоб положил прохладную руку, и женский голос проговорил:

– Плачь, плачь, дитя мое. Поплачь всласть – это принесет облегчение бедному сердцу. Вот тебе платок, утри глазки, милая. Постарайся не замочить слезами повязку. Ты понимаешь меня?

Я взяла платок, приложила его к глазам и продолжала плакать. Когда прошел спазм рыданий, я попыталась собраться с мыслями. Я знала, что не пролила еще своей последней слезы по Дэниелу. Будут впереди времена, когда память о нем схватит меня за горло – и я вновь буду оплакивать своего лучшего друга, но Дэниел – такой, каким я знала его, не захотел бы, чтобы я всецело отдалась скорби. Я помнила терпеливое мужество, с которым он встретил свое новое будущее, когда потерял Мэй, и я должна была последовать его примеру.

Новое будущее?… Страх сдавил мне горло холодными пальцами. Теперь я была одна. Я была Кейси, у меня теперь не было иного имени; я была женщина-кули без дома и работы, без денег и защиты. Что ожидает меня впереди? Одно было несомненно: я никогда не смогу вновь стать Эммой Делани.

Я повернулась на спину, поморщившись от боли в плечах, и открыла опухшие от слез глаза. Рядом со мной сидела маленькая монахиня средних лет с приятным лицом и грустно улыбалась.

– Мы все опечалены этой трагедией, Кейси, – сказала она. – Мистер Редвинг рассказал нам о вашей смелости.

Мистер Редвинг. Я совершенно о нем забыла.

– Габнор сказал мне, что этот американец заболеть животной лихорадкой. Сказал мне это слово – аппендикс. Сказал, у монахинь есть большой доктор, он может вынуть из живота этого дьявола. Но, может, я не успеть вовремя? Может, дьявол в животе убил того американца?

Она покачала головой, успокаивая:

– Нет, Кейси, ты доставила его к нам как раз вовремя. У нас был врач-специалист, и он в течение часа прооперировал аппендикс… вынул из живота дьявола. Мистер Редвинг сейчас слаб, потому что он едва не умер от желтой лихорадки еще до того, как у него случился приступ аппендицита, но он жив и теперь поправляется. Ты понимаешь, что я говорю, милая? Мистер Редвинг говорит, что ты очень хорошо понимаешь по-английски, хотя не слишком хорошо говоришь.

Я кивнула.

– Моя понимать.

Я закрыла глаза. Итак, жертва Дэниела была не напрасна. Мистер Редвинг выжил и, кажется, не открыл им моего секрета, что я не та, за кого себя выдаю. Я была ему благодарна за это и знала, что это его осознанный поступок, а не случайное умолчание. Если он рассказал о путешествии, об урагане и крушении «Кейси» – значит, он уже много раз разговаривал со святыми сестрами и врачом. Конечно, он не мог сделать этого до операции. Вспомнив, как я тащила его от той скалы к Тэйвистоку сквозь ветер и дождь, я поняла, что он должен был пережить.

Я открыла глаза и спросила:

– Сколько я спать, сестра-монахиня?

– Целых два дня, Кейси. Но мистер Кэррадайн считает, что это хорошо. Он говорит, что ваша нервная система истощена и нуждается в отдыхе. Он также доволен тем, как быстро заживают ваши плечи и руки от порезов веревкой. Он говорит, что и у мистера Редвинга, и у вас, должно быть, очень крепкое здоровье. Мистер Кэррадайн – это тот врач, о котором я вам говорила: его называют мистер, а не доктор, потому что он – хирург. О, простите, это, должно быть, сложно для вашего понимания. Не обращайте внимания, милая, не переживайте. Я сейчас сообщу ему о вас, а также попрошу приготовить для вас бульон. Уверена, что вы голодны. Можете называть меня сестра Агнесса. – Она поднялась и ласково потрепала меня по руке: – Я счастлива сообщить мистеру Редвингу, что вы наконец пришли в себя. С тех пор, как его прооперировали, он не перестает спрашивать о вас.