Зловещий брак - [33]

– Идите в каюту и обсушитесь, мисс Эмма. Я достал брюки и свою рубашку для вас. Нам придется носить общую одежду и как-то перебиваться, пока мы не купим что-нибудь для вас, а это будет не раньше Гваделупы. Когда переоденетесь и высохнете, лягте и поспите, пока я не позову вас. Я повесил гамак, в такую качку он удобнее, чем койка. Там есть одеяла, если вам понадобятся.

– Нет, Дэниел, – сказала я. – Я приду, как только переоденусь. Я смогу быть полезной: буду топить бойлер, или приготовлю еду, или возьму штурвал, пока ты…

– Мисс Эмма, прошу вас. – И произнес уже строго: – На корабле должен быть лишь один капитан – даже на таком маленьком, как наш.

На мгновение я опешила. Как бы сильно я ни любила Мэй и Дэниела, я всегда принимала как само собой разумеющееся, что они подчиняются мне – ведь они слуги. Но теперь у меня не было слуг. Вместо этого был друг, старший, а не равный мне человек, поскольку я во всем зависела от него. Я стала это осознавать, однако причин для сожалений не нашла.

– Хорошо, Дэниел: я сделаю, как ты хочешь.

– Спасибо, мисс Эмма.

– Думаю, нам предстоит подумать о том, чтобы сменить имена, и не только свои, но и имя судна, и… и все такое.

– Да. – Он снял руку с руля и положил мне на плечо. – Поменять все. Но для этого будет много времени. А теперь иди отдыхай. Я позову тебя, когда нужна будет помощь.

– Обещаешь?

– Да. Взгляни: вот тут переговорная труба, а свисток находится за переборкой на правом борте.

Я взяла его за руку и прижалась щекой к его плечу в немой благодарности: он спас меня от смерти в эту ночь. Затем я спустилась по трапу в каюту и оставила его одного бороться со штормом. Когда я переоделась, закатала рукава рубашки и штанины брюк, которые были слишком длинны для меня, и залезла в гамак, зная, что воспоминания о событиях этой ночи вновь нахлынут на меня и что надежды заснуть нет. Несмотря на эту уверенность и несмотря на качку, как только моя голова коснулась маленькой подушки, я погрузилась в такой крепкий сон, будто проглотила снотворное – сон, милостиво избавленный от кошмаров.

Не всегда судьба бывала так милосердна. В последующие недели и даже месяцы были моменты, когда я во сне переносилась в Диаболо-Холл, вновь и вновь переживала бегство и преследование; видела ужасного Оливера, усмехающегося, со стрелой, пронзившей его грудь.

Но в ту ночь, первую ночь странной и удивительно счастливой для меня новой жизни, я спала без сновидений.

6

Мне исполнился двадцать один год. Это было в день моего рождения. Я медленно плыла вдоль прибрежной полоски песка и камней на глубине шести морских саженей, всматриваясь сквозь подводные очки: я мечтала отыскать лобстера. На мне была темно-синяя хлопковая рубашка и миткалевые брюки, обрезанные выше колена для того, чтобы не стесняли движений. Когда-то я не могла оставаться под водой дольше двадцати сердцебиений, но теперь я могла соперничать с Дэниелом по длительности пребывания под водой, и три минуты были для меня обычными.

К каждой полоске-завязке, на которых крепились мои очки, был приделан резиновый пузырь с тонкой резиновой трубкой, как у спрея от духов. Чем глубже было погружение, тем более воздуха выжималось из пузырей в очки, и это не позволяло очкам вдавливаться в мое лицо, когда я плавала на большой глубине. То было простое, но очень полезное изобретение – Дэниел позаимствовал его у японских ама, рыбачек-подводниц, ныряющих на большие глубины за рыбой, моллюсками и съедобными водорослями.

Вода была идеально-чистой, солнечный свет легко проникал на большую глубину. Чуть сбоку мне была видна на дне большая тень – тень Дэниела, который плыл в сажени выше меня и оберегал от возможной опасности. В руке он держал бамбуковую стрелу со стальным наконечником. Нам лишь дважды доводилось видеть близко акул – может быть, потому что мы были достаточно осторожны и всегда несколько минут оглядывали поверхность воды перед тем, как нырнуть. Несмотря на это Дэниел всегда настаивал на том, чтобы предпринимать все возможные меры предосторожности, находясь в воде.

Глаз мой уловил легкое движение – и в углублении скалы справа действительно оказался двухкилограммовый лобстер, бледно-красный с желтым, расцвеченный черно-голубыми пятнами. Я поддела его ножом с длинным лезвием, который всегда брала с собой, загнала его в обернутую вокруг руки сетку, сунула нож обратно в ножны, привязанные к бедру, а затем обернула длинную веревку сетки вокруг пояса так, чтобы камни, которые были насыпаны туда, высыпались. Без этого груза камней погрузиться на такую глубину и оставаться там было бы труднее.

Теперь я «встала» вертикально и начала подниматься: не быстро, просто мягко скользя, постепенно выдыхая воздух, как учил меня Дэниел: сам он научился этому много лет тому назад у сингапурских ловцов жемчуга. Дэниел поднимался вместе со мной, и мы вынырнули, лицом к лицу, в сотне метров от шхуны и в полукилометре от песчаного острова. До ближайшего острова Сент-Китс было полдня хода.

Мы сдвинули очки на лоб и не торопясь поплыли к шхуне, которая вот уже скоро три года, как была нашим домом. Теперь она называлась Кейси; такое же имя носила и я. Дэниел окрестил ее, он же вырезал и прикрепил к борту новую доску с именем за два дня до того, как мы вошли в пролив Басстерр французского острова Гваделупы: то был первый оплот цивилизации после нашего бегства с Ямайки, позади осталась добрая тысяча миль пути.