Зловещее поручение - [39]

— Я всегда интересуюсь, Бетина, исключая ваши рассказы о самой себе.

Она изобразила на лице гримасу.

— Ах, вот как! Вы разочаровались во мне, мой дорогой Майкл? Но вы успеете еще больше разочароваться, прежде чем я покончу с вами! А пока вернемся к нашему другу Кресси, который проделал такую исключительную работу для вас в Пинемюнде. Так вот. Однажды ночью налет РАФ был особенно тяжелым, так как противнику уже удалось раскрыть место расположения Ракетной экспериментальной базы. Ваш бедняжка Кресси в качестве капитана противовоздушной обороны нашей базы очень устал после длительного дежурства в течение предшествующих суток. После налета РАФ он отправился к себе на квартиру, бросился одетым на кровать и крепко заснул. Я была там же и выслеживала другого шпиона — француза, заглядывала во все домики, углы и щели, надеясь где-либо натолкнуться на него. Так заглянула я и в домик Кресси. Он спал, что-то бормоча во сне. Я уже собиралась закрыть дверь и уйти, чувствуя некоторую неловкость оттого, что вынуждена нарушать отдых германского офицера, но в эту минуту Кресси начал громко говорить во сне. Догадываетесь о чем, дорогой Майкл?

— Что ж здесь особенного?

— Не прикидывайтесь таким наивным. И без того, бог не наделил вас разумом. Так вот. Кресси говорил на чистейшем английском языке! А таких способностей, по нашим данным, за ним не числилось!

«Так вот как был раскрыт Кресси, — подумал я с горечью, — однако какую же цель преследует немецкая сука, рассказывая это мне? Возможно, беспредельный садизм побуждает ее оттягивать последний момент?»

Она продолжала:

— Как раз в этот момент РАФ совершил второй заход. Грохот от наших зениток и взрывающихся бомб был невероятен, Кресси зашевелился и начал, видимо, пробуждаться. У меня мелькнула мысль — казнить самой английского шпиона. Тут же, на месте? Я выхватила револьвер, но в следующую секунду пришла к заключению, что было бы более забавным перерезать ему горло. Так я и сделала: во сне его горло было таким податливым и беззащитным… Я получила самое большое удовольствие в своей жизни и вот теперь думаю, не применить ли мне такую же технику к вам.

— Мне кажется, — сказал я, начиная догадываться о назначении газового пистолета в руках садистки, — что вам будет нелегко перерезать мне горло, принимая во внимание то обстоятельство, что я далеко не во сне.

— Не беспокойтесь, я найду способ вас усыпить. — Я зевнул опять громко и довольно театрально.

— Мне кажется, что женщины вашего типа руководствуются в своих поступках не столько стремлением получить удовольствие, сколько стремлением получить пользу для дела, которому так преданы. А какая польза от моего трупа? И я уверен, что это вы уже давно поняли. Не прав ли я, дорогая Бетина?

Говорил я не очень складно, так как все мои мысли сосредоточились на приготовлениях к ослаблению возможных одурманивающих последствий выстрела газового пистолета. Даже если в нем и находился один из препарированных мною патронов, то и в этом случае он мог бы причинить мне известный вред, размеры которого я не мог предугадать. Важно было не упустить момент, вовремя вдохнуть в себя чистый воздух и отвернуться от прямого удара газовой струи в свое лицо. Одновременно я прикидывал шансы преодолеть пространство в пять ярдов, отделявшее меня от выступа стены. Этот выступ находился слева от двери, почти рядом с немецкой чертовкой.

Секунду-две гарпия молчала, а затем слегка отодвинулась от косяка двери и прохрипела:

— Правы вы или нет, я не знаю. Но я знаю, что вы паршивая английская свинья! И я вас застрелю и перережу вашу глотку!..

Все последующее произошло в таком стремительном темпе, что впоследствии я лишь с большим трудом смог восстановить случившееся.

Внезапно раздался какой-то глухой грохот в доме. Определить его характер или происхождение времени, конечно, не было. Бетина как будто вздрогнула, но мне это могло и показаться. И в ту же минуту раздался выстрел, но я в считанные доли секунды рванулся скорее инстинктивно, чем сознательно, за выступ стены. Я еще не успел подлететь к выступу, как моя правая рука взмахнула ««маузером». Свет исчез, а я, оглушенный, осел у стены за выступом. Но сознание я не потерял, а если потерял, то не более как на какую-нибудь секунду.

Полусидя, полулежа за выступом, стараясь не выпустить из рук револьвер, я напрягал все силы, чтобы овладеть собой и не растянуться беспомощно на полу. В воздухе стоял отвратительный запах углекислого газа в соединении еще с чем-то. Ноющая боль в голове и в левом плече казалась порой просто невыносимой.

Оставаясь в одном и том же положение, я старался не делать ни малейшего движения, чтобы не обнаружить своего местонахождения, и держал дуло револьвера направленным на дверь.

Кромешная тьма и абсолютная тишина окружили меня. Но раз или два мне почудился звук, похожий на скрип половиц где-то в коридоре.

Прошло некоторое время.

С большими предосторожностями я поднялся на ноги, и к своему удивлению, почувствовал себя значительно лучше. Боль утихла. По-видимому, я был оглушен сильным ударом о стену во внезапно наступившей темноте, будучи к тому же в какой-то степени затронут газовой струей. Но точно определить, был ли патрон препарирован или выстрел дал значительное отклонение от цели, то есть от моей головы, было довольно затруднительным делом, да теперь, собственно, и ненужным. Второй выстрел сделать она не успела. Почему? Во-первых, она могла заметить в моей руке «маузер» и предпочла выключить свой фонарь. Во-вторых, кажется, она была встревожена каким-то шумом наверху. Как для меня, так для нее этот шум был, безусловно, неожиданным. Что это было? Как будто что-то обрушилось в доме.