Зловещее поручение - [32]

Мне очень не понравился тон Старика. Он говорил так, как будто бы уже имел те сведения, которые именно я должен был добыть ему. Но это означало бы, что, помимо меня, еще кто-то занимался этим делом и его осведомленность превзошла мою. Но нет, это неправдоподобно.

Указанное мне место встречи представляло просто обставленную изолированную квартиру в доме на Гросвенор. По-видимому, это была одна из резиденций Старика. Подобных резиденций в городе он имел не менее дюжины.

Он сидел в большом кресле, а рядом с ним на низеньком столике стояли ящики с сигаретами и бутылки с виски и содовой.

Со своими сдвинутыми к переносице и насупленными бровями Старик выглядел подобно разгневанному Зевсу.

Однако он довольно сдержанным тоном произнес:

— Положите вашу шляпу, налейте себе виски с содовой и берите сигареты.

Я молча подчинился.

Он также молча сидел, разглядывая меня. Затем сунул себе в рот сигару и медленно некоторое время попыхивал ею. Потом он вынул сигару изо рта и вновь поглядел на меня.

Я знал, что все это означает. Не было никакой информации, а Старик любил дельные сообщения. После последней нашей встречи с ним он не слышал от меня ни одного слова и сделал заключение, что кроме виски с содой, я ничем не занимаюсь. Техника Старика была всем известна. Он подбирал человека для определенного дела и был уверен, что человек этот верный, надежный и что на него он может полностью полагаться. Затем он отходил в сторону и ждал результатов. А результаты должны были быть. Во что бы то ни стало, а должны быть. В противном случае он становился весьма раздражителен и легко впадал в гнев.

По части достижения результатов он был очень требователен, и в данный момент, как мне казалось, намеревался проявить свою требовательность и по отношению к моей персоне.

Наконец он начал:

— Вас считают способным агентом и даже очень хорошим сотрудником. Вы числились в составе нашей наилучшей тройки агентов. Все это предполагает, что вы обладаете отличной организованностью, достаточным количеством мозгов и нужной в деле инициативой. Я сказал «предполагает». Вы поняли меня?

Я не мог сказать ничего, подумав только: «Что же… вы хотите ругаться и быть грубым? Ругайтесь и грубите. Ничего хорошего вам это не даст, а мне ничего плохого от этого не будет».

Он был прав, называя меня хорошим агентом. А что касается того, что я был лишь одним из трех лучших, — это он загибал. Старик хорошо знал, что я не один из лучших, а лучший, и это было особенно справедливо после того, как Сэмми выбыл из игры. В полдюжины стран я выполнил для Старика такие операции, которые не снились всем его другим агентам, вместе взятым. И он это отлично знал, как знал, что и я в этом хорошо разбираюсь. Однако я подавил нарастающую во мне обиду и принялся за виски. А виски было отличное! Оно было выдержанное, довоенного производства, с превосходным ароматом вина.

Старик продолжал:

— Предполагалось, что вы и Сэмми Кэрью представляете собой нашу лучшую группу. Так? Теперь попрошу вас взглянуть на вашу так называемую «деятельность». Кэрью нападает на чей-то след, разрабатывает какую-то важную операцию, дрожа от нетерпения, как невоспитанный пес перед охотой, требует вас, но дает себя уничтожить еще до того, как получает шанс ввести вас в курс дела, сообщить, в чем заключается суть операции, а она, как я все более убеждаюсь, хотя и не в курсе дела, очень значительна. Почему же вы, два таких сильных разведчика, будучи вместе ничего не сделали? Только потому, что вы оба, как бродяги, перепились в той компании, в которую попали в ночь перед его гибелью. Так это или не так?

Я продолжал курить и по-прежнему молчал. Еще не настал момент, чтобы можно было что-то сказать.

— Хорошо, — продолжал Старик, — Так. Вы получили доллары. И получаете. И что вы сделали?

При этом он издал губами забавный свист и звук, долженствовавшие выразить не то безнадежность, не то презрение, не то замысловатое ругательство.

Он повторил:

— Что вы сделали? Конечно, кроме питья… Что я получил от вас? Так, а вот взгляните на то, что я получил от других потому, что от вас я не получил ничего, кроме сообщений, и то неточных, о количестве проглоченного вами виски.

С этими словами он швырнул мне какое-то письмо с грифом «Совершенно секретно».

Письмо было подписано весьма высокопоставленным лицом. Оно напоминало Старику в очень вежливом и в весьма дипломатичном тоне то обстоятельство, что последствия «летающих снарядов» на территории Южной Англии становились более тяжелыми, чем до сих пор. Изучение мест их попадания за последние дни наводит на мысль о том, что немцы имеют четкое представление не только о мишенях, но и, возможно, и о результатах своей стрельбы, становящейся явно прицельной. Больше в письме не было ничего. Ни пожеланий, ни упреков, ни советов. Все и так было ясно как день.

Я вздохнул и возвратил письмо Старику.

— Так что же? — сказал я, не подумав.

Это взорвало его. Он покраснел, ударил кулаком по столу и принялся называть меня всеми некрасивыми словами, какие он только знал и какие мог выговорить. Таким бешеным я его еще не видел.

Я не говорил ничего, потому что, во-первых, никто и никогда не мог говорить, когда Старик проявлял свой темперамент, а во-вторых, я прекрасно понимал значение только что прочитанного тактичного и мягкого письма. Безусловно, оно давало право Старику прикладывать к моему имени разнообразные, малоудобоваримые эпитеты.