Зловещая лесопилка - [30]

Граф Олаф пожал плечами, швырнул парик на пол и улыбнулся Бодлерам улыбкой, которая, к несчастью, была им хорошо знакома. Такая улыбка появлялась на губах Графа Олафа, когда казалось, что он попался, когда казалось, что он шутит, и улыбку эту сопровождал яркий блеск глаз и яростная работа его злобного мозга.

— Эта книга сослужила вам неплохую службу, сироты, — сказал Граф Олаф, поднимая «Передовую окулярную науку» доктора Оруэлл высоко над головой. — А теперь она послужит мне.

Граф Олаф повернулся и изо всей своей гнусной силы швырнул тяжелую книгу в одно из окон библиотеки. Послышался звон стекла, окно разбилось, и в нем образовалась порядочного размера дыра. Размер дыры был как раз таков, что человек мог через нее спокойно выпрыгнуть, чем лысый и воспользовался, сморщив перед сиротами свой длинный нос, словно от них дурно пахло. Граф Олаф расхохотался леденящим душу резким смехом, после чего последовал за своим товарищем из окна — и из Полтривилля.

— Я вернусь за вами, сироты! — крикнул он. — Вернусь за вашими жизнями! Готовьтесь к скорой встрече!

— Черт возьми! — сказал мистер По, употребляя выражение, которое здесь означает «Ой-ой, он сбежал!».

Сэр быстро шагнул к окну и, высунувшись наружу, проводил взглядом Графа Олафа и лысого, которые бежали со всех своих тощих ног. — Не возвращайтесь! — завопил Сэр им вслед. — Сирот здесь не будет, так что не возвращайтесь сюда!

— Что значит «сирот здесь не будет»? — сурово спросил мистер По. — Вы заключили сделку и не выполнили свою часть! Граф Олаф здесь все-таки был!

— Это не важно, — ответил Сэр, небрежно махнув рукой. — Где бы эти Бодлеры ни появились, случаются всякие неприятности, и я этого больше не потерплю.

— Но, Сэр, — сказал Чарльз, — они такие хорошие дети.

— Я не желаю обсуждать этот вопрос, — сказал Сэр. — На моей табличке написано «Босс», и босс — это я. Боссу принадлежит последнее слово, и последнее слово таково: дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке «Счастливые Запахи» нежелательно.

Вайолет, Клаус и Солнышко переглянулись. «Дальнейшее присутствие этих детей на лесопилке „Счастливые Запахи" нежелательно», конечно, не последнее слово, а много слов, и дети, конечно, знали, что, говоря «последнее слово», Сэр имел в виду не одно слово, а окончательное мнение относительно создавшейся ситуации. Но все пережитое ими на лесопилке «Счастливые Запахи» было столь ужасно, что Полтривилль они покинули бы без всякого сожаления. Даже интернат казался им лучше, чем дни, проведенные с Мастером Флакутоно, доктором Оруэлл и злобной Ширли. Мне неприятно говорить, что сироты ошибались, полагая, будто в интернате им будет лучше, но в эту минуту они ничего не знали о грядущих бедах, зато слишком хорошо знали о бедах минувших и о бедах, которые только что выпрыгнули в окно.

— Что если обсудить этот вопрос позже, а сейчас позвонить в полицию? — спросила Вайолет. — Может быть, Графа Олафа еще удастся поймать.

— Отличная идея, — сказал мистер По, хотя ему, конечно, самому следовало до нее додуматься, причем гораздо раньше. — Сэр, пожалуйста, проводите меня к вашему телефону, чтобы мы могли связаться с властями. — О да, разумеется, — проворчал Сэр. — Но запомните, это мое последнее слово. Чарльз, приготовь мне молочный коктейль. Меня мучит жажда.

— Да, Сэр, — сказал Чарльз и, прихрамывая, пошел следом за Сэром и мистером По, которые уже вышли из библиотеки. Однако на полпути от двери он остановился и виновато улыбнулся Бодлерам.

— Мне жаль, — сказал он, — что мы больше не встретимся. Но Сэру, пожалуй, виднее.

— Нам тоже жаль, Чарльз, — сказал Клаус. — И извините за неприятности, которые я вам доставил.

— Ты не виноват, — ласково сказал Чарльз, когда у него из-за спины, прихрамывая, вышел Фил.

— Что случилось? — спросил Фил. — Я слышал звон стекла.

— Граф Олаф сбежал, — сказала Вайолет, и при мысли, что это правда, у нее защемило сердце. — Ширли на самом деле была переодетым Графом Олафом, и он, как всегда, сбежал.

— Если смотреть с хорошей стороны, то вы и впрямь счастливчики, — сказал Фил, и сироты с любопытством посмотрели сперва на Фила, потом друг на друга. Когда-то они были счастливыми детьми, настолько довольными своей жизнью, что даже не понимали, как они счастливы. Потом случился страшный пожар, и с тех пор в их жизни, казалось, не было ни одного хорошего момента, а уж целой хорошей стороны и подавно. Они переезжали из дома в дом и везде встречали беды и несчастья, и вот сейчас человек, который был причиной всех этих бед и несчастий, снова сбежал. Счастливчиками они себя определенно не чувствовали.

— Что вы имеете в виду? — тихо спросил Клаус.

— Хм, дайте подумать, — ответил Фил и на мгновение задумался.

Издалека до детей доносился приглушенный голос мистера По, который давал кому-то по телефону описание Графа Олафа.

— Вы живы, — сказал наконец Фил. — Потому и счастливчики. Уверен, что можно найти что-то еще. Бодлеры посмотрели друг на друга, потом на Чарльза и Фила, единственных людей в Полтривилле, которые были к ним добры. Скучать по общежитию, ужасной запеканке и изнурительному труду на лесопилке сироты, конечно, не будут, но этих добрых людей им будет недоставать. И, подумав о том, кого еще им будет недоставать, они пришли к выводу, что, если бы с ними произошло что-нибудь еще более страшное, им бы очень недоставало друг друга. Что если бы Солнышко проиграла поединок? Что если бы Клаус навсегда остался загипнотизированным? Что если бы Вайолет натолкнулась на пилу вместо доктора Оруэлл? Бодлеры посмотрели на солнечный свет, струящийся в разбитое окно, через которое бежал Граф Олаф, и с содроганием подумали о том, что могло бы случиться. То, что они просто живы, никогда не казалось им счастьем, но, мысленно оглядываясь на ужасные дни, проведенные под опекой Сэра, дети поразились тому, как много раз за это время счастье им улыбалось.