Злом за зло (Драконоборец - dark edition) - [191]

Ключ, лишь коснувшись створки, завибрировал, и огромная дверь приоткрылась, пропуская лазутчика внутрь. Дальше все следовало делать по жестко заученной инструкции, иначе смерть представлялась не вероятностью, а неизбежностью. По словам Гаралика, личные покои охранялись, так называемыми "блуждающими" заклинаниями, которые могли "напасть" в разных помещениях, и стационарными заклинаниями, охранявшими подход к хранилищу. Все они являлись творениями ректора и гарантировали смерть любому, кто не знал, на что шел, однако Лью рассказал о сути трех из них, принцип коих успел разгадать, четвертое же, увы, оставалось загадкой даже для него.

В рабочий кабинет, личную библиотеку и лаборатории, а тем более в спальные покои Тобиус и заглядывать не стал — рива интересовала круглая металлическая дверь со штурвалом в середине, столь огромная, что в нее мог пройти даже местный хозяин. Пришлось взлететь, чтобы крутануть штурвал, но никаких иных трудностей не представилось, ведь дверь была лишь ширмой, за которой раскинулось настоящее препятствие — черная пустота. Со слов Лью Гаралика, она охватывала сразу все органы чувств, а тот, кто попадал в нее, завязал как комар в смоле, если не мог создать для себя путеводного света, некой высшей цели, которая провела бы его сквозь тьму. Он также предупредил, что после первого же шага внутрь обратная дорога будет заказана.

Тобиус шагнул.

Он познал тьму во многих ее ипостасях за свою недолгую жизнь. Он встречался с ее воплощениями, он сражался с ними, он блуждал в ночном лесу, в полярной ночи, валялся в ледяных подземных пещерах и просто жил без глаз. И все же тьма еще могла удивить его новым своим видом. Эта тьма обволакивала тело как вторая кожа, приятно холодила, но еще и грела, высасывала из напряженной плоти боль, усталость, а из разума — тревоги и страхи. Тьма приняла его с любовью, как родное материнское лоно, и дала понять, что все наконец кончено, что безумный бег наперегонки с собственной гибелью остался в прошлом. Имя той тьме было "покой", и она была блаженством, отзывом на отчаянный крик, вопиющий о ней. Она была теплой кроватью в холодное зимнее утро, злое и неприветливое, только и ждущее, как бы вцепиться в слабого ото сна человека ледяными пальцами, священным и прекрасным убежищем. Все, что требовалось, это свернуться калачиком и позволить покою убаюкать, наполнить голову сладкими грезами и уснуть навсегда. В безопасности и тишине, недосягаемости и блаженстве.

Однако Тобиус открыл один свой глаз, и второй глаз открылся во тьме, чужой, но такой же желтый, а еще наполненный огнем, высокомерием, безумной жаждой власти. Где-то там жил он, враг, мучитель, убийца, безумец, переступающий через горы мертвых тел и играющий судьбами народов. Он забыл заветы, он предал клятвы, он причинил боль! Огромную злую боль, которая годами вгрызалась в плоть гнилыми клыками! Он должен исчезнуть, он должен умереть, чтобы жили другие!

Пылающий свет зажегся в темноте и потревожил покой, а Тобиус, отказавшийся растворяться, медленно побрел к нему, покидая столь сладкое и манящее убежище. Он преодолел чары Черной Неги.

Он познал боль во многих ее ипостасях. Без ложной скромности он мог сказать, что боль — его старая попутчица и подруга. Она такова для любого, кто по каким-то безумным причинам отказался от покоя либо был лишен его чужой волей. Тобиус прошел сквозь разную боль, он горел, ломал кости, замерзал, истекал кровью, травился ядом, но то, что выпало ему по прибытии в небольшую сферическую комнату, вся поверхность которой состояла из мозаики камней, с сотнями изображенных на них символов, являлось чем-то новым. Десяток невидимых буравчиков, издавая отвратительный визг, принялись вкручиваться в мозг серого магистра, заполняя все его естество новой болью.

Как поведал Лью, именно так, с разрываемым болью мозгом он, Тобиус, должен был изъять из стен этой сферы все нужные знаки, дабы составить несложную фразу, коя послужила бы ключом. При этом Тобиус должен был постоянно, каждую долю секунды полностью и всеобъемлюще представлять себе все литеры, всю фразу, весь ее смысл и все ее звучание. Он должен был проявить предельную концентрацию, пока боль прогрызала его насквозь, и, рыча, брызгая кровью из носа, вдавливая пальцы в скальп, волшебник начал поиск.

Тобиус выискивал глазами нужные знаки, и камни, на которые те были нанесены, покидали сферическую структуру пространства, чтобы зависнуть перед ним. Одна за другой литеры образовывали слова, но стоило волшебнику сбиться, как все рушилось, стены резко придвигались со всех сторон, а размер исходного набора увеличивался за счет уменьшения камней. Количество попыток, таким образом, было ограничено, и в конце неудачника ждала смерть в виде уплотнения до размеров игольного ушка. При этом сжимаемая материя его тела должна была нагреться, что привело бы к взрыву.

После трех неудачных попыток он все же смог призвать на помощь самоотречение, отторжение всего материального, достигаемое через медитацию. Неимоверным усилием, нырнув внутрь себя, отказавшись от тела и боли, разум изъял из стен нужные знаки и выстроил их, полностью осознавая смысл и звучание сакральных слов: "Iro simpre servitoris estituire". Чары Головоломки оказались позади.