Зло побеждает зло - [73]
— Посмертное проклятье, прямо как у фараона, — нервно хихикнула моя спутница.
Эсэров она любит немногим сильнее чем большевиков, зато древнюю мистику очень уважает.[194] Даже успела у меня поинтересоваться, не случалось ли в будущем чего-то похожего на цепочку необъяснимых смертей, преследующих расхитителей египетских гробниц.
Тем более удивительно мужество — его хватает на шутки. Мое чувство юмора, и без того аховое, спряталось от проблем где-то глубоко, в норку между депрессией и паранойей. Есть с чего. Какое там путешествие в Одессу! Какая надежда на углубление романтической составляющей наших с Сашей отношений в комфорте и неге СВПС?! Впору идти сдаваться в Большой театр, на съезд. Там хоть какой-то шанс есть!
Присесть бы куда-нибудь, привести в порядок мысли. Разум подсказывал — во всем городе не найти места безопаснее, чем в эпицентре привокзальной толчеи. Но всю жизнь не простоишь, да и нервы не железные. Поэтому я колебался недолго — подхватил Сашу под руку, увлекая ее в сторону самого плотного людского потока, наискосок, через усыпанную лошадиными орехам площадь.
На углу обернулся: что если все же рискнуть, сесть в вагон, положиться на удачу? И тут же отбросил прочь безрассудную глупость. ЖАКТ в курсе моей работы на ЦТС, верно и обратное — без справок на приличное место в СССР трудоустроиться никак нельзя. Участвовавшие в процессе старые "одесские" документы безнадежно засвечены, поэтому уж что-что, а поезда на юг чекисты проверят не отвлекаясь на сон, колбасу и водку. Вот если бы раздобыть машину! Интересно, Ильф с Петровым "Антилопу-Гну" полностью придумали, или все же описали с натуры? Или проще купить савраску с телегой? А что? Переодеться под крестьян-бедняков, да двинуться неспешно на юг, двадцать-тридцать километров в день, так глядишь к осени до Днестра доковыляем…
От мыслей оторвал голос в спину:
— Лексей! Коршунов!
Сперва я не обратил внимания, так отвык от своей фамилии за долгие годы. Но потом… рывком развернувшись, я широко распахнул глаза от удивления. Передо мной стоял старик-калека, из тех, про кого не сразу поймешь — торгуют чепухой, просят милостыню или подворовывают. От колена правой ноги пиратская деревяшка, пустой правый же рукав заткнут за пояс суконной рубахи. Через плечо — поникшие макаронины шнурков, из нашитого заплатой кармана торчат края плетеных из соломы стелек. А вот лицо… где же я его видел?
Догадка не заставила долго себя ждать:
— Гвидон!
— Гляди-ка, помнишь! — в голосе предводителя шпаны послышалась скрытая гордость.
Жизнь крепко потрепала матерого уркагана. Сейчас, пожалуй, он выглядел еще хуже, чем в тюремном вагоне соловецкого этапа. Смутившись, я не придумал ничего лучше, как представить собеседника спутнице:
— Саша, помнишь я тебе рассказывал, как мои документы украли в Питере? Так вот…
— Залил сламщику галоши, знат-ца? — перебил мой лепет Князь Гвидон. — С три короба прогнал фуфла, эсэсэрер так, да эсэсэрер эдак? Так в каком году пахан даст дуба? Полсотни третьем? А нонче у нас чо на дворе? Ась? Нехорошо, ай-ай, как нехо…
Ехидная речь оборвалась на полуслове. Приторный оскал сменился изумлением.
— Бл. ть! Да это ты, ты, ты его! Ах! Высоко сложил!!![195]
Ну и чутье! Я нащупал в кармане браунинг: сбежать или убить?
— Не скипидарься, — речь старика вдруг обрела твердость. — Гвидон кореша в доску не загонит.[196]
— Даже не думал…
— Ты мне мурку не води, — возразил Гвидон без всякой злобы. — Отчаянный! И перо не жамкай — без того моя курносая за спиной маячит. Забрали гады лягавые мою житуху, оставили едва чинарь допыжить.
— Как вышло-то? — в замешательстве поинтересовался я, кивая на пустой рукав.
— Вертухаю из бесов вожжа под хвост влетела, застроил нахрапом командировку. Пока фасон держал, смоленскими налили как богатому.[197] Лепила лярва, поднимать не стала, так и откоптел без понту. Все еще ломает, ежели без марафету.
Я понял едва ли половину, но на всякий случай состроил приличествующую моменту сострадательную мину.
— Не всякому фартит! — взгляд Гвидона подозрительно задержался на Саше. — Но погодь ка, ты с кралей чисто сорвался или шпоры на хвосте висят?
— Боюсь, завтра в газетах словесный портрет будет, — не стал запираться я.
Предводитель шпаны отшатнулся:
— Да с тобой рядом потолкаться уже весит вышак!
— Никому не скажу, — неудачно пошутил я.
— Рвать тебе надо. В могиле не отлежишься, за буграми не спрячешься…[198] Куда идешь-то?
— Э-э-э…
— Не закапаю!
— Хотели телегу купить, переодеться в крестьян, — решился я. И добавил, сменив на всякий случай генеральный курс драпа: — Двинем с переселенцами на восток.
— Кха-кха-кха! — закашлял в кулак уцелевшей руки Гвидон. — Хоть христорадником нарядись, любой касьян слету в тебе барина срисует!
— По приметам в Москве каждый пионер искать будет, — пожаловался я в ответ.
— К цапле[199] не суйся. В хате на отлете теряться даже не думай! Там новое мурло без шмона палят.
Не поспоришь. Я вспомнил взгляды пацанов, обсиживающие изгороди в Кузьминках. Для них любой незнакомец — повод для болтовни на полдня. Мамки-бабки посудачить тоже совсем не промах.
— В Москве ныкайтесь. Прикинь свою мамзель шкетом, ни один лягаш не мигнет.
Ортодоксальная альтернативка со всеми атрибутами – прогрессорством и рояльностью. 1965 год от рождества христова, где-то между Европой и Азией. Все персонажи и события являются вымышленными, возможные совпадения случайны. Образы и действия названных политических деятелей, чьи имена совпадают с реальными персонами также являются вымыслом автора.Наш современник попадает в 1965 год и начинает подыгрывать Шелепину, Семичастному и Ко против Брежнева. Много прогрессорства.
Еще не поздно. Часть II. На распутье. Ортодоксальная альтернативка со всеми атрибутами – прогрессорством и рояльностью. Закончено.Наш современник попадает в 1965 год и начинает подыгрывать Шелепину, Семичастному и Ко против Брежнева. Много прогрессорства.
Миновал первоначальный шок, охвативший Петра Воронова после его «провала» из 2010 года в прошлое СССР. Тяжелое колесо истории перескочило на рельсы новой реальности, и какой она будет – уже никто не знает. Но жизнь продолжается, на фоне быта и производственных интриг главный герой не устает внедрять компьютерные технологии XXI века в 1967 году. Сложностей на этом пути более чем достаточно, даже простейшие клавиатура и дисплей с трудом укладываются в сознании ученых и инженеров прошлого.Между тем обогащенная знанием о будущем часть руководителей страны окончательно консолидирует политическую и экономическую власть и начинает осторожные реформы.
Угораздило меня попасть из 2010 года в 1965-й! С ноутбуком, RAVчиком и трагическим послезнанием о дальнейшей судьбе СССР! Но судьбы меняются. Вот и мне, русскому инженеру Петру Воронову, многое удалось изменить в этой реальности. Как? Да конечно же срочной, можно даже сказать, досрочной компьютеризацией всей страны. Несколько лет прошло, а СССР уже догоняет капиталистов. Как повернется в дальнейшем судьба моей страны, предсказывать не берусь: реальность-то изменилась. Но надежды на нормальное развитие есть, и одно я могу утверждать твердо: для спасения СССР я сделал все.
Обычный студент, наш современник, в 1926 году. На его пути будет все: тяжелейшие испытания, схватки и погони, встречи с великими людьми, любовь и деньги. Он побывает в Ленинграде, в Хельсинки, в Берлине, в Мюнхене, в Стамбуле, в Одессе и, конечно, в Москве. Он сумеет изменить историю России и мира. И сделает это с предельной, по-настоящему исторической достоверностью.
Эта книга о жизни чешско-русской семьи, живущей попеременно в России и в Чехии, с экскурсом в далекое прошлое их предков — аристократов и крепостных, учителей, адвокатов и мастеровых… Предки каждого из супругов — участники бурных событий — войн и революций конца XIX и начала XX веков. Главные герои книги (автор и ее муж) — граждане России и Чехии — после окончания Тимирязевской академии в Москве работают сельхозспециалистами в Северном пограничье Чехии, а затем на алтайской целине…
Битва за планету закончилась поражение Черного... Сможет ли он повергнуть трех Богов и вернуться обратно или же сам сгинет в бесконечной тьме...? Истинный мир Богов, это его цель, Черный должен расправиться с оппонентами и наконец стать на одну ступень выше к величию и разгадать цель Катарбоса, который устроил весь этот спектакль.
Книга «Семейная история» посвящена истории рода Никифоровых-Зубовых-Моисеевых-Дьякóвых-Черниковых и представляет собой документальную реконструкцию жизненного пути представителей 14 поколений за 400 лет. Они покоряли Кавказ и были первопроходцами Сибири, строили российскую энергетику и лечили людей. Воины, землепашцы, священники, дворяне, чиновники, рабочие, интеллигенция – все они представлены в этой семье, и каждый из предков оставил свой след в истории рода, малой и большой Родины. Монография выполнена на материалах архивных источников с привлечением семейных воспоминаний и документов, содержит множество иллюстраций.
Закон природы — это то, что запрещено нарушать строго-настрого. Полиция неукоснительно следит, чтобы никто не вздумал летать со скоростью, превышающей скорость света, а также совершать иные преступления. Совершеннолетний нарушитель несёт уголовную ответственность. А что делать с тем, кто ещё мал?..
В этой части помещено хронологическое продолжение записей услышанных и прочитанных мною высказываний, которые захотелось сохранить в памяти. В сборнике собраны мудрые и не только мысли, которые были услышаны или прочитаны мною за пятьдесят лет жизни. Некоторые записи отличаются от оригинала или приведены без указания автора. В некоторых случаях приведены имена людей, от которых были услышаны эти слова. Этим самым мне хотелось отдать дань памяти этим людям, с которыми я сталкивался в жизни, и которые оказали определенное влияние на течение моей жизни, за что им моя благодарность.
Любые виртуальные вселенные неизбежно порождают своих собственных кумиров и идолов. Со временем энергия и страсть, обуявшие толпы их поклонников, обязательно начнут искать выход за пределы тесных рамок синтетических миров. И, однажды вырвавшись на волю, новые боги способны привести в движение целые народы, охваченные жаждой лучшей доли и вожделенной справедливости. И пусть людей сняла с насиженных мест случайная флуктуация программного кода, воодушевляющие их образы призрачны и эфемерны, а знамена сотканы из ложных надежд и манящей пустоты.