Злая ласка звездной руки - [25]

Зато от Лидии до Иоппии и оттуда до Иерусалима путь был безоблачным и спокойным.

Войдя в город через Навозные ворота вместе с толпой красильщиков, Агафон сразу же поинтересовался приличным постоялым двором. Серебряные дирхемы гарантировали спокойный отдых.

Хозяин постоялого двора встретил скульптора с некоторой настороженностью, но, увидев, как Агафон расплачивается за обед, прибавил в приветливости, и если раньше утверждал, что свободной комнаты для одного у него нет, сейчас эту комнату нашел. И все было бы хорошо, только после окончания обеда Агафон заметил, что хозяин постоялого двора недоверчиво оглядывает его, шарит глазами по скамье, но причин беспокойства хозяина понять не мог, пока тот не осведомился, почему уважаемый гость не носит хоть какого-нибудь головного убора, который спасал бы его, несомненно, умную и достойную голову от дневного жара. Агафон пожал плечами и шмыгнул носом. Греки головных уборов не признавали, из всех головных уборов они носили обручи, которые назывались «стефане» и надевались на лоб, смыкаясь на затылке с другим обручем, который охватывал заднюю часть головы и потому назывался уже «сфендоне». Да и эти обручи носили не все греки, а только те, которые были приближены к царю. Правда, были ещё фессалийцы и македоняне, которые носили каузии или петасы — широкополые войлочные шляпы, но истинный грек, к каковым Агафон относил себя, с простолюдинов или инородцев пример брать не станет. Услышав ответ гостя, хозяин постоялого двора горестно поцокал языком, жалея греков вообще и своего гостя в частности.

Агафон закусил, чем Зевс послал, вытянул ноги в башмаках, изготовленных искусными сикионскими мастерами. Башмаками своими Агафон очень гордился. Красивая, ловко обтягивающая ногу обувь всегда является признаком благовоспитанности и материальной обеспеченности, а хорошо и умело сшитые крепидисы ноги нашего путешественника облегали более чем ловко.

Бородатый караванщик, вышедший в зал, некоторое время стоял в недоумении и удивленно вглядывался в закончившего трапезу скульптора. Недовольный проявлением столь явного внимания к своей персоне Агафон уже хотел цыкнуть на дерзко глазевшего перса, но, взглянув на караванщика более внимательно, узнал его и едва не подавился воздухом. Агафон Критский съежился, стараясь казаться незаметнее, по-птичьи завертел черной круглой головкой по сторонам в поисках какой-нибудь защиты и, не найдя таковой, резко снялся с места и попытался шмыгнуть мимо торжествующе ухмыляющегося караванщика.

— Грек, значит? — Караванщик довольно ловко ухватил скульптора за шиворот. Только подбитые гвоздями крепидисы Агафона мелькнули в воздухе.

— Пустите! — сдавленно сказал Агафон, с ужасом глядя в красное лицо караванщика. — Обознались вы. Грек-то я грек, но не тот, о ком вы думаете! Скульптор Агафон я… С острова Крит, значит…

— Скульптор? — Караванщик, продолжая удерживать собеседника на весу, удовлетворенно усмехнулся. — С острова Крит, говоришь? Обознался я, говоришь?

— Обознались, — подтвердил Агафон. — Спутали вы меня с кем-то! Меня все время с кем-то путают! Вот в лидийском порту зуб по ошибке выбили! Отпустите меня!

Караванщик раздвинул в тяжелой ухмылке бороду. Перепуганный Агафон закрыл глаза и к своему изумлению вдруг услышал уже совсем было забытую им русскую речь.

— Я тебя, Степан Николаевич, спутать ни с кем не могу. Мне твоя Аллея Цезарей иной раз по ночам снилась… Закрою глаза и вижу белые бюсты! Что ж ты тогда от нас смылся? И денежки с собой прихватил, скотина! Оставил нас без единой лепты!

Скульптор Агафон обвис в крепких руках караванщика.

— Иван Семенович! — задохнулся он. — Ну, виноват! Гермес попутал!

— Сказал бы я, кто тебя попутал! — гневно сплюнул Софоний. — Нет, не ждал я такой встречи. Надеялся, что встретимся, но что вот здесь и вот так!..

Он поставил скульптора на каменный пол. С такой силой поставил, что одновременно звякнули зубы и крепидесы Агафона.

— Мы чуть с голода не сдохли! — буркнул он.

— Так ведь не сд… э-э-э… Все живы, здоровы! — попытался улыбнуться его собеседник. — Ты не представляешь, Иван Семенович, как я рад тебя видеть! Там ведь, в Греции, греки одни, поговорить толком не с кем… Соскучился я по всем вам! Ты мне скажи, что-нибудь про остальных слышал?

Посетители, заметив, что ссора грека и караванщика дальнейшего развития не получила, вновь вернулись к столам. В углу начали громко биться об заклад, споря, набьет ли караванщик морду греку или так все миром и завершится. Видно было, что спор нарочито ведется на повышенных тонах: таким нехитрым способом спорщики надеялись побудить караванщика к более активным действиям.

— Ишь… грек! — уже более спокойно сказал Софоний. — Ладно, пошли за стол. Ставь два кувшина вина… Только филадельфийского не бери, у них в прошлом году урожай винограда неудачным был, а в этом вообще лоза не удалась!

Агафон Критский замялся лишь на секунду.

Видно было, что жадность и скаредность в нем боролись со страхом перед караванщиком. Победил, разумеется, страх. Кидаренок услужливо принес кувшины, с завистью поглядывая на новый головной убор караванщика. Заметив его взгляд, Софоний показал хозяину постоялого двора кулак, снял шапку, свернул её и сунул за пазуху. Кидаренок скорбно вздохнул.