Злая игрушка. Колдовская любовь. Рассказы - [11]

Шрифт
Интервал

Повсюду мы работали одинаково чисто, и надо было видеть, как легко обводили мы вокруг пальца скучающих за стойкой приказчиков.

Под тем или иным предлогом — скажем, чтобы уточнить цену, — Энрике заманивал такого молодца к выходящей на улицу витрине, а я, пользуясь отсутствием публики, быстро опустошал прилавок, набивая карманы коробками карандашей, изящными чернильницами, а как-то раз нам даже удалось очистить кассу, где не было сигнального звонка, и оружейную лавку, в которой мы взяли дюжину перочинных ножей с позолоченными лезвиями и перламутровой ручкой.

Если за день нам так ничего и не подвертывалось, мы ходили понурые, сетуя на собственную нерасторопность и утратив веру в будущее.

И только когда представлялась возможность отыграться, наше настроение резко менялось.

Но когда дело процветало, и в наших карманах вместо мелочи заводились полновесные песо, мы поджидали дождливый вечер и брали такси. Какое наслаждение было мчаться под струями дождя по городским улицам! Развалясь на мягком сиденье, мы закуривали и, глядя на спешащих прохожих, представляли, что живем не здесь, а где-нибудь в Париже или в туманном Лондоне. Мы ехали молча, и снисходительная улыбка играла на наших губах.

Потом в дорогой кондитерской мы пили шоколад и наконец, пресытившись, возвращались вечерним поездом полные сил, которые вливались в разнеженное тело вместе с железным грохотом стремительного мира, кричавшего нам: «Вперед! Вперед! Вперед!»

Как-то я предложил Энрике:

— Нам надо организовать Общество неглупых людей.

— Беда в том, что таких, как мы, мало, — резонно заметил тот.

— Ну, для Общества хватит.

Недели две спустя, стараниями Энрике, к нам присоединился некто Лусьо, дурашливый коротышка, бледный как смерть от безудержного онанизма и с такой бесстыжей физиономией, что, глядя на нее, нельзя было не рассмеяться.

Жил он под присмотром своих дряхлых и набожных теток, которые если и присматривали за ним, то явно недостаточно. Основная врожденная склонность этого шалопая состояла в том, чтобы рассказывать общеизвестные вещи с таким видом и такими предосторожностями, будто речь шла о страшных тайнах. При этом он постоянно оглядывался и втягивал голову в плечи, наподобие киноактеров, изображающих бродяг на серых улицах предместий.

— Мало будет проку от этого юродивого, — сказал я Энрике; но такой нужный новоиспеченному сообществу энтузиазм неофита и решимость вкупе с достойной Рокамболя наружностью вселяли в нас определенную надежду.


Как и полагается, мы выбрали для наших собраний специальное место и, по единогласно принятому предложению Лусьо, назвали его «Клуб Полуночных Рыцарей».

Клуб этот помещался в задних комнатах дома Энрике, напротив грязной, обшарпанной уборной и представлял из себя узкий пыльный закуток, с дощатого потолка которого длинной бахромой свисала паутина. По углам были свалены в кучи ободранные, изуродованные марионетки — наследство прогоревшего кукольника, друга семьи Ирсубета, коробки с искалеченными оловянными солдатиками, зловонные узлы грязного белья и ящики, набитые старыми газетами и журналами.

Закуток выходил в темный внутренний дворик со щербатыми кирпичными стенами, на которых в дождливые дни выступали грязные потеки.

— Тихо?

Энрике прикрыл болтавшуюся на петлях маленькую дверь, за выбитыми стеклами которой клубились свинцовые тучи.

— В комнате, болтают.

Мы расположились с максимальным удобством. Лусьо вытащил пачку египетских сигарет, бывших для нас в новинку, и, шикарным жестом чиркнув спичкой о подошву, предложил:

— Почитаем «Дневник заседаний».

Для того, чтобы вышеупомянутый клуб был на уровне, мы завели также «Дневник заседаний», куда вносились предложения членов клуба, и печать, прямоугольную печать, которую смастерил из пробки Энрике, вырезав на ней впечатляющий символ — сердце, пронзенное тремя кинжалами.

Дневник заполнялся по очереди, под каждым протоколом стояли подписи и печать.

В дневнике этом можно было найти много интересного, например:

«Предложение Лусьо. — Чтобы обходиться без отмычек, желательно делать восковые слепки ключей от всех домов.

Предложение Энрике. — Также составлять планы домов, с ключей которых имеются слепки. Планы должны храниться вместе с секретными документами Ордена и содержать все необходимые подробности.

Совместное постановление членов Ордена, — Чертежником и фальсификатором Клуба назначить соратника Энрике.

Предложение Сильвио. — Чтобы передать в тюрьму нитроглицерин, возьмите яйцо, удалите содержимое и с помощью шприца впрысните взрывчатку.

Если кислоты, входящие в состав нитроглицерина, разрушат скорлупу, можно сшить пироксилиновую рубашку. Никто не заподозрит, что безобидная рубашка — взрывоопасна.

Предложение Энрике. — Клуб должен располагать научной библиотекой, чтобы его члены могли грабить и убивать в соответствии с последними достижениями науки и техники. После трех месяцев со дня вступления в Клуб, каждому члену должен выдаваться револьвер системы „браунинг“, резиновые перчатки и 100 граммов хлороформа. Ответственным за химическую часть назначается соратник Сильвио.

Предложение Лусьо. — Все пули должны содержать синильную кислоту; отравляющие свойства проверить, отстрелив собаке хвост. Собака должна издохнуть через 10 минут».


Рекомендуем почитать
Мать

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Транзит Сайгон-Алматы

Все события, описанные в данном романе, являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность. Иллюстрации Андреа Рокка.


Повести

В сборник известного чешского прозаика Йозефа Кадлеца вошли три повести. «Возвращение из Будапешта» затрагивает острейший вопрос об активной нравственной позиции человека в обществе. Служебные перипетии инженера Бендла, потребовавшие от него выдержки и смелости, составляют основной конфликт произведения. «Виола» — поэтичная повесть-баллада о любви, на долю главных ее героев выпали тяжелые испытания в годы фашистской оккупации Чехословакии. «Баллада о мрачном боксере» по-своему продолжает тему «Виолы», рассказывая о жизни Праги во времена протектората «Чехия и Моравия», о росте сопротивления фашизму.


Избранные минуты жизни. Проза последних лет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Диван для Антона Владимировича Домова

Все, что требуется Антону для счастья, — это покой… Но как его обрести, если рядом с тобой все люди превращаются в безумцев?! Если одно твое присутствие достает из недр их душ самое сокровенное, тайное, запретное, то, что затмевает разум, рождая маниакальное желание удовлетворить единственную, хорошо припрятанную, но такую сладкую и невыносимую слабость?! Разве что понять причину подобного… Но только вот ее поиски совершенно несовместимы с покоем…


Шпагат счастья [сборник]

Картины на библейские сюжеты, ОЖИВАЮЩИЕ по ночам в музейных залах… Глупая телеигра, в которой можно выиграть вожделенный «ценный приз»… Две стороны бытия тихого музейного смотрителя, медленно переходящего грань между реальным и ирреальным и подходящего то ли к безумию, то ли — к Просветлению. Патриция Гёрг [род. в 1960 г. во Франкфурте-на-Майне] — известный ученый, специалист по социологии и психологии. Писать начала поздно — однако быстро прославилась в Германии и немецкоязычных странах как литературный критик и драматург. «Шпагат счастья» — ее дебют в жанре повести, вызвавший восторженную оценку критиков и номинированный на престижную интеллектуальную премию Ингеборг Бахманн.