Златовласая амазонка - [77]

Посредством такого вот запутанного и вместе с тем очень простого завещания нотариус де Мон, хорошо знавший человеческую природу, решил обеспечить благосостояние Ангелины при всяком повороте судьбы.

Правда, при всем своем желании даже он не смог обеспечить ей покоя.

Ангелина неслышно прошла в дом и поднялась к себе в бельэтаж. Она позвала горничную не прежде, чем умылась, переоделась и собрала в узел свои роскошные волосы.

– Месье де ла Фонтейн дома? – спросила она, стараясь, чтобы голос не выдал ее тревогу.

– Нет, мадам. Месье как ушел утром, так и не возвращался.

Голосок-то у горничной дрожал. Ангелина исподтишка пригляделась к ней. Типичная парижанка: худенькая, бледненькая, с порочным личиком, которое французы назвали бы «пикантным». Этот румянец, это волнение груди… Верно, она неравнодушна к Оливье! А почему бы и нет? Ведь и сама Ангелина какое-то время была к нему неравнодушна. А поскольку они совсем отдалились друг от друга, почему бы ему не завлечь в свою постель эту девушку? Коли так, теперь понятно, почему Оливье всегда хорошо осведомлен обо всех намерениях Ангелины. Впрочем, зачем ему шпионы? Разве он и без того не знает о каждом ее шаге от нее самой (ибо, услышав, что Оливье связан с той же группой роялистов, к которой принадлежал де Мон, Ангелина вновь преисполнилась к «кузену» доверием)?

Тихий вздох вернул ее к действительности, и она увидела, что Лоретта застыла в неудобном поклоне, словно придавленная тяжелым немигающим взглядом хозяйки.

Ангелина повела бровью, и девушка с облегчением выпрямилась, однако в ее голосе по-прежнему звучал испуг:

– Мадам чем-то обеспокоена?

– С чего ты взяла? – сердито спросила Ангелина.

– Мадам недовольна мною? – не унималась Лоретта.

– Вовсе нет. Вот что, Лоретта… – Ангелина на миг запнулась: что бы такое придумать? – Пойди возьми в детской еще один коврик и отнеси постелить Жюли.

– Я скажу Матье, – кивнула девушка, однако Ангелина взглянула немилостиво.

– Если бы я хотела что-то поручить Матье, то сделала бы это сама! – И Лоретте ничего не оставалось делать, как, обиженно поджав свои губки, исполнять приказ.

Это займет ее не меньше чем на четверть часа, подумала Ангелина. Время есть!

И она поспешила по галерее в другое крыло дома, где были комнаты Оливье.

* * *

Остановившись посреди кабинета, Ангелина с любопытством рассматривала сабли, шпаги и рапиры, которые увешивали стены, трубки всех видов и форм, и набор уздечек, и хлысты для верховой езды. Она настороженно вдыхала запах лавандовой воды, табака, старых книг, дорогого сафьяна. Странно: прежде она видела в Оливье лишь средство для утоления своего сладострастия, но теперь, вот уже год после смерти мужа, смотрела на него как на средство осуществления своей мести. Он должен был помогать ей… да, ну а сам-то он как жил? Ангелина не сомневалась, что Оливье обожал Юленьку и по-своему любил «свою кузину», с охотой женился бы на ней, потому что богатая жена – все-таки лучше, чем богатая «родственница». А все ж он похаживал к другим… Разве Лоретта – единственная? Это Ангелину преобразило рождение дочери, а Оливье остался тем же пылким и неразборчивым кавалером. Наверняка в этой шкатулочке, обтянутой розовым шелком, держит он любовные записочки или милые сувениры, прелестные напоминания об интрижках. Ангелине очень захотелось открыть коробочку, однако она отогнала недостойное любопытство и снова замерла посреди комнаты, шаря вокруг глазами, которые против воли снова и снова возвращались к шкатулке.

Время уходит. И Ангелине пора уходить. Совсем ни к чему, чтобы Лоретта застала ее здесь. Однако она все стояла, оглядываясь и принюхиваясь, но по-прежнему ничего не трогая, словно надеясь, что сама атмосфера этой комнаты подскажет ей что-то… Но что? Что она хочет узнать?

– Ей-богу, я как ищейка, которая не знает, чего искать! – проговорила вслух Ангелина и криво усмехнулась. Оливье спас ей жизнь и любил ее. И когда он вытащил ее из подземелья в Кале, когда увидел тело несчастного де Мона, Ангелине показалось, что он снова сделался тем же бесстрашным, заботливым Оливье, которого она знала и помнила по России. Он отыскал тайную группу роялистов, друзей де Мона, и примкнул к ним. Они призывали к восстановлению королевской власти во Франции, подрывали боевой дух бывших наполеоновских солдат… Ангелину Оливье держал в стороне от этих дел, но однажды сообщил ей, что в Лондон срочно отправляется курьер. Она написала письмо родителям, но курьер был схвачен уже на корабле и тут же расстрелян как английский шпион. Это был тяжелый удар, и снова Оливье поддержал ее, успокоил, помог. Может быть, он бывал героем только при героических обстоятельствах, а в других – становился сонным мещанином, авантюристом, подделавшим завещание, тайным любовником замужней женщины, трусом и предателем…

Ангелина вздрогнула.

Итак, слово сказано. Она пришла сюда для того, чтобы найти… или не найти… нечто, оправдывающее или обвиняющее его.

Кто мог знать, что де Мон и она спрятались в потайной комнатке за очагом? Тот, кто выследил их. Не для того ли Оливье сделал вид, что обижен, испуган, не для того ли скрылся, чтобы выследить их и убить? Но это все ее домыслы, смутные подозрения. Куда страшнее сегодняшняя история с фиалками и Мальмезоном! «Среди людей Оливье есть предатель», – была ее первая мысль, но ни один из них не мог знать, кого и зачем будет искать мнимая цветочница. Только он. Оливье. Ох, боже мой…