Златоустый шут - [52]

— Ты принимаешь меня за дурака? — неожиданно вскипел он. — Как ты смеешь утверждать, что вышел из города после третьего часа ночи, когда ворота Пезаро закрываются во втором часу? Болван, куда подевалась твоя смекалка?

Лениво, словно нехотя — кто бы знал, чего мне это стоило, — я протянул ему руку, на которой поблескивало кольцо Чезаре Борджа.

— Вот ключ, который откроет любые ворота в Романье[79] в любое время.

Он взглянул на кольцо, и нетрудно было догадаться, какие мысли пронеслись в этот момент в его голове. Возможно, он вспомнил, как я однажды уже обвел его вокруг пальца с помощью этой безделушки. А может статься, он предположил, что я являюсь тайным агентом Чезаре Борджа и похитил мадонну Паолу, действуя в его интересах. Так или иначе, но одного вида кольца оказалось достаточно, чтобы привести его в ярость. Он повернулся к всадникам и прокричал:

— Луканьоло!

Один из них, вероятно офицер, тут же отделился от своих товарищей и подскакал к нему.

— Шесть человек поедут со мной в Чезену, — распорядился Рамиро, когда Луканьоло оказался рядом с ним. — А ты с остальными обшаришь всю округу в радиусе трех лиг отсюда. Хорошенько осмотри каждый дом. Ты знаешь, что нам нужно?

Офицер утвердительно кивнул головой.

— Да, ваше превосходительство. Если то, что мы ищем, находится здесь, можете не сомневаться в успехе, — с уверенностью в голосе ответил он.

— Немедленно приступай, — скомандовал он и пристально посмотрел на меня. — Ты что-то слегка побледнел, Боккадоро, дружок, — усмехнулся он. — Скоро мы узнаем, не пытался ли ты одурачить нас. Клянусь, тебе не поздоровится, если это так. У нас, в Чезене, правосудие творится скоро.

— Если оно столь же скоро, сколь и справедливо, то вас можно поздравить, синьор Рамиро, — невозмутимо отозвался я. — А сейчас позвольте откланяться: мне пора в путь.

— Зачем же так спешить? — ведь нам по пути.

— Не совсем, ваша светлость, я направляюсь в Каттолику.

— Не совсем, чучело, — грубо передразнил он меня, — ты едешь, в Чезену и не вздумай сопротивляться, если не хочешь познакомиться с методами принуждения, которые практикуются у нас. Эрколе, — вновь крикнул он одному из своих всадников, — посади этого малого к себе. Помоги ему, Стефано.

Через несколько минут я уже ехал позади закованного в стальные доспехи Эрколе, с каждой минутой удаляясь от Паолы и с ужасом думая о том, какая судьба ее ожидает.

Глава XVI В КРЕПОСТИ ЧЕЗЕНЫ

Мы мчались так быстро, что добрались до крепости Чезены еще до наступления сумерок. Когда мы спешились, Рамиро вновь заговорил со мной.

— Сейчас ты убедишься, обезьяна, насколько несправедливы те, кто обвиняет меня в необузданной свирепости и излишней жестокости, — безапелляционно заявил он. — Вместо того чтобы сразу же отправить тебя, как ты того заслуживаешь, на дыбу, которая помогла бы тебе развязать свой лживый язык, я подожду до тех пор, пока вернутся с поисков мои люди. И если окажется, что ты хотел обмануть меня, твое тело без промедления отправится на флагшток Рамиро дель Орка.

С этими словами он указал рукой на башню, на самом верху которой была укреплена балка, отягощенная каким-то ужасным грузом; тело несчастного повешенного слегка раскачивалось на ветру, и на таком расстоянии, да еще в надвигающейся темноте, действительно чем-то напоминало флаг. Что и говорить, губернатор Чезены вполне был бы достоин носить серебряный панцирь Вернера фон Урслингена[80] с вычеканенным на нем девизом: «Врагам Господа ни жалости, ни пощады».

Молчаливые, угрожающего вида солдаты грубо схватили меня за руки и потащили в сырое, темное и зловонное подземелье, где для узника не было предусмотрено даже простого табурета. Дверь закрылась, заскрежетал замок, и я остался почти в полной темноте, наедине со своими мрачными мыслями.

А в это время Рамиро вместе со своими офицерами уже садился ужинать. По своей привычке он много пил и, основательно нагрузившись вином, вспомнил, что в одной из его темниц томится Ладдзаро Бьянкомонте, некогда прозывавшийся Боккадоро, самый смешной шут во всей Италии. Ему захотелось, чтобы его развеселили, — а когда Рамиро дель Орка веселился, окружающие крестились и втайне шептали молитвы, — и он велел одному из своих сбирров пойти и привести сюда из подземелья шута Боккадоро.

Когда я вновь услышал скрежет ключа в замке, я похолодел от страха, решив, что мадонну Паолу уже доставили в Чезену и Рамиро приказал повесить меня, как и обещал. Меня повели наверх и втолкнули в огромный зал, пол которого был устлан свежесрезанным камышом. Два солдата в доспехах и с пиками в руках застыли неподвижно, словно статуи, возле дверей, в огромном очаге ярко пылали корявые дубовые поленья, а в центре зала находился тяжелый дубовый стол, весь уставленный бутылями и чашами; за ним и восседал Рамиро с парой дружков столь отталкивающей наружности, что трудно было не вспомнить пословицу: «Сперва Бог создал человека, а потом его окружение». Увидев меня, губернатор издал громкое нечленораздельное восклицание, которым, как я догадался, выражал свою радость.

— Боккадоро, — неторопливо начал он, — не помнишь ли, как во время нашей последней встречи в Пезаро, когда ты соблаговолил отпустить несколько колкостей в мой адрес, я пообещал, что, если наши дорожки вновь пересекутся, ты будешь возведен в сан придворного шута в Чезене?