Зивелеос - [13]

Олег посмотрел на своего шефа. Тот уставился глазами в стол, словно ничего не слышал или был занят своими мыслями.

В кабинет вошёл молодцеватый лейтенант с небольшим диктофоном в руке и, щёлкнув каблуками, чуть ли не гаркнул, так громко прозвучало:

— Вызывали, товарищ генерал?

Казёнкин поморщился:

— Тише ты, громило! Пиши, о чём мы говорим. — И, снова обращаясь к Пригорову, пояснил: — Мы будем писать всё на диктофон не потому, что это допрос, а для экономии времени. Подписывать вы ничего пока не будете. Это чисто оперативная работа, а не следственная. Так что не переживайте и расскажите, как и что. Кстати, где он?

Олег сразу обратил внимание на то, как генерал сказал «значить» с мягким знаком в конце слова и «возбуждено» с ударением на второй слог. Его раньше удивляло обыкновение больших начальников неправильно говорить, а теперь, когда даже дикторы телевидения и радио стали плясать с ударениями в словах, чуть не каждый день изобретая новые способы произношения знакомых слов, это перестало поражать, но всегда вызывало неприятные ощущения. Теперь он видел, как пыжится генерал, стараясь говорить казённым языком, и хотелось рассмеяться, но обстановка того не позволяла. Он стал размышлять об этом и невнимательно слушал, о чём говорил генерал, так что вопрос «где он?»

застал его врасплох, поэтому пришлось переспросить:

— Кто?

— Что кто? — спросил теперь генерал.

— Я не знаю. Вы спрашиваете, где он, а я спрашиваю, кто.

— Тьфу ты, чёрт, начал раздражаться генерал. — Я не спрашиваю, где кто, а спрашиваю, где конверт.

— Какой?

— Я вас сейчас прикажу арестовать! — взорвался Казёнкин. — Вы что мне тут комедию разыгрываете? Я спрашиваю о конверте, который вы принесли в редакцию. Где вы его взяли? И где он сейчас?

— Прошу прощения, — ровным голосом, не терпящим возражений, — начал говорить Пригоров, — но я не знал, о чём у вас тут шла речь, и о конверте слышу впервые от вас, так что подумал будто вы спрашиваете о Зивелеосе. Но его я сегодня не видел.

— А раньше? — обрадовано подхватился Казёнкин. — Раньше вы его встречали?

— Да вы что, товарищ генерал! Я узнал о нём, как и вы в казино, сегодня ночью. Только вы приехали в казино раньше меня.

— Это мне известно всё. И кто вам звонил, доложили. А вот где вы конверт получили?

— Я его не получал, а взял при входе в наш издательский комбинат и отдал Семёну Ивановичу.

— Кто это видел?

— Так вся редакция там была, когда мы вошли.

— Я спрашиваю, кто видел, как вы взяли конверт, а не как вы его отдали, — снова раздражаясь, спросил генерал.

— На вахте был, как всегда, дежурный. Можно его спросить. Кроме того, мы были вдвоём с Самолётовым.

— Вы вместе увидели конверт?

— Нет, наверное, он не видел. Он вошёл в холл раньше и ожидал, пока я закрою машину.

— Почему же он не видел конверта?

— Не знаю. Он прошёл сразу вперёд. Мы торопились.

— А вы таки заметили конверт?

— Заметил. Привычка такая: забирать сразу почту.

— Ну, и где же теперь этот конверт?

— А разве Семён Иванович не принёс?

В воздухе повисла тягучая пауза. Все смотрели на главного редактора. Он удивлённо пожал плечами и задумчиво сказал:

— Да, вот о конверте мы как-то не подумали. Наверное, он там в редакции. Дело в том, — заметил он, как бы оправдываясь, что в большом конверте был чёрный пакет, в котором лежали деньги, вот его я принёс, так как мы сосчитали доллары и положили их обратно в пакет. Про конверт как-то и не подумали. А зачем он, собственно нужен?

— Вы что, — прошипел Казёнкин, — придуриваетесь или на самом деле такие бестолковые?

— Ну, ну, Алексей Фомич, поаккуратнее с выражениями, — вступил, наконец, в разговор Горюшкин, сидевший всё это время молча.

— Что значить, поаккуратнее? — начал кипятиться генерал. — Конверт — это улика. Кому адресован, чьей рукой написан адрес, отпечатки пальцев — всё имеет значение. А они не знают, где теперь этот конверт. Я сейчас всю вашу редакцию перетряхивать буду, если сами не найдёте конверта.

Никольский и Пригоров посмотрели друг на друга. Только теперь им стало ясно, в какую неприятную историю они попали. Никольский в который раз вспомнил это ночное совещание. Сразу по окончании его, когда в типографию передали текст информации о ночном скандале, предложенный Самолётовым, доллары были сосчитаны и спрятаны в сейф. Никольский не знал, что будет дальше делать с деньгами. Он подумал, что если этот неизвестный Зивелеос действительно станет помогать газете, то можно будет увеличить её объём и тираж, купить новое оборудование, сделать многокрасочную печать. Словом, в голове рисовались радужные картины прекрасного будущего. И только под самое утро он решился позвонить своему партийному лидеру, чтобы поставить в известность о случившемся.

Реакция Горюшкина оказалась совсем не такой, какой ожидал Никольский. Хоть и со сна, но партийный босс сразу сообразил, чем может кончиться история, если власти узнают о полученных деньгах от кого-то со стороны, а избежать этого было невозможно. Поэтому он тут же предложил встретиться в редакции и всё обсудить детально. Так было принято решение о том, чтобы самим принести деньги, как подброшенные в провокационных целях. Но в газету эта информация попасть уже не успела.