Зита и Гита - [41]

— Да, — в тон ей ответил Рави.

— И падают иногда, — продолжала Гита лукаво.

— И падают даже, — подтвердил Рави, — и, кстати, мои родители внизу. Вы как?

Они счастливо улыбались друг другу. Гита протянула руки навстречу Рави и ответила:

— Я готова.

— Тогда пойдем? — спросил он.

— Пойдем, — ответила Гита, решительно направляясь к двери.

Рави, заметив, что Гита держится слишком свободно, дал ей совет:

— Вы все-таки индийская девушка, так? Стало быть, и походка ваша и весь облик в присутствии моих родителей должны быть робкими.

— Я постараюсь, — посерьезнев, ответила Гита.

— Прошу вас, не забудьте! — еще раз напомнил Рави.

— Ну я же вам сказала, что постараюсь!

— Хорошо, тогда пошли, — согласился Рави, — и не волнуйтесь! Не забудьте поздороваться и поклониться.

— А как поклониться? — не унималась Гита. При этом она весело улыбалась, словно дразня Рави.

Рави подошел к воображаемым госпоже Алаке и господину Чаудхури и, сложив руки на груди, поклонился.

— Теперь, я надеюсь, вы сможете повторить, ведь вы артистка!

— О да, конечно! — и Гита в точности повторила поклон, но с гораздо большей грациозностью, чем это было необходимо.

Рави недоумевал: или Зита разыгрывает его, или ей действительно никогда не приходилось бывать на приемах и в гостях.

— А кому сначала поклониться? — спросила она.

— Только не мне, — искренне рассмеялся Рави, невольно заражаясь веселостью, исходящей от девушки.

— Сначала надо поклониться маме, а потом отцу. Ясно? — терпеливо объяснял он.

— Ясно. А когда вам? — изобразив наивность, спросила Гита.

— Мне в другой раз, — отшутился Рави.

Господин Чаудхури и госпожа Алака сидели в роскошном холле, отделанном в золотистых тонах.

— Мне кажется, что наш мальчик влюблен, я изумлена его переменой, — сказала негромким и певучим голосом Алака.

— Ты, как всегда, сгущаешь краски, но в этом что-то есть, — усмехнулся в пышные усы супруг.

— А вот и мы, — послышался голос Рави. Они с Гитой медленно спускались по лестнице.

Гита старалась идти со скромной грацией, слегка переигрывая.

Увидев хозяев этого роскошного дома, красивых, благородных и еще не старых людей, она явно растерялась.

В просторном холле было уютно и светло. Пахло благовонием хушбу, розами и горелым сандалом.

На стене напротив висела большая картина в золоченой резной раме. На Гиту смотрел внушительного вида мужчина с пронзительно тяжелым взглядом черных глаз — раджа, один из предков Рави, как она узнала позднее. Он восседал на троне из слоновой кости, под пурпурной сенью, навесом, в парчовом одеянии. На его груди и в чалме, украшенной пучком павлиньих перьев, сияли крупные драгоценные камни. Огромный изумруд, свисавший с чалмы к переносью раджи, блистал, как третий глаз.

— Знакомить мне вас не надо, — с улыбкой начал Рави, — прошу вас, прошу, прошу! Сядем, мама?

— Можно садиться, — ответила Алака.

Все расселись вокруг изящного низкого столика. Воцарилось неловкое молчание. Было слышно, как тикают большие напольные часы. Рави и Гита смущенно хихикали.

Пауза несколько затянулась.

Рави понял, что все его наставления уже улетучились из легкомысленной головки Зиты; положение надо было спасать, и он, слегка наклонившись к Гите, еле слышно прошептал:

— Маме поклонитесь!

— А? — не расслышав, как можно тише ответила Гита.

— Маме и папе поклонитесь! — немного погромче повторил Рави.

Гита, наконец-то уразумев, чего от нее хотят, отвесила изящные поклоны, как учил ее наставник, сначала матери, потом отцу.

Рави облегченно вздохнул.

Чаудхури зачарованно смотрел на юную красавицу, и по его подобревшему лицу было видно, что он доволен.

Алака, с нежностью взглянув на Гиту, поняла настроение сына.

— Все ли хорошо? Все ли здоровы? — спросил отец, соблюдая обычаи Востока.

Гита сообразила, что речь идет, вероятно, о толстухе и ее седовласом муже в очках, но медлила с ответом.

— Отвечайте, — опять зашептал ей Рави.

— А… а! Все хорошо! И у вас здесь хорошо! Мне нравится! — справившись с замешательством, смеясь, ответила Гита.

Рави чувствовал себя не совсем уверенно; он боялся, что «Зита» опять не произведет на родителей должного впечатления. Но по выражению их лиц и интересу, с которым они смотрели на нее, он догадался, что пока все идет хорошо.

— Очень рад, — ответил отец, и продолжал: — А как здоровье вашей тетушки, ну и дядюшки тоже, конечно?

«О, мамочка, привязалась эта тетя!» — подумала про себя Гита, но вслух смиренно ответила:

— Она здорова.

— Выпейте чаю, пожалуйста, и чувствуйте себя свободно, — сказала Алака и обратилась к сыну:

— Рави, поухаживай за девушкой! Не смущайтесь, дорогая, — спокойно и ласково сказала она Гите.

— Да-да, прошу вас, выпейте чаю, — поддержал ее Рави и подал Гите чашку с чаем.

Она взяла из его рук красивую чашку из тончайшего фарфора и, сделав глоток, поставила ее на блюдце.

— Пожалуйста, сладости. Вот панди, очень свежие и душистые. Рави когда-то очень любил их, — сказал Чаудхури густым баритоном. Он наконец-то почувствовал себя свободнее. Девушка ему явно понравилась.

«Если он заговорил с ней, да еще предложил сладости, значит, Зита пришлась отцу по сердцу,» — подумал Рави.

Гита, осмелев, пила чай, непринужденно лакомясь панди. Таких сладостей она в жизни не пробовала!