Зита. Десять шагов до войны - [20]

– Вот как так получается, – пробормотал он, – что ты, такая маленькая, все понимаешь, а она… эх!

Потом… потом они подпрыгнули и бросились ловить удилище, потому что удочки уже были заброшены, и на отцовскую попался мелкий елец, а его заглотила щука и потащила под коряги – вместе с удочкой. Еле вытащили ее на берег. Отец сиял и чуть не плясал от радости при виде такой добычи. Фиг бы он что поймал, если б она заранее не приготовила наживку. Червей-то за разговорами не накопали. Сама она спокойно и методично таскала на живца из ямы под крутым берегом крупных окуней. Все пальцы об них исколола.

На обратном пути, уже в сумерках, отец неожиданно сказал:

– Наверно, ты права, Танька. В центральных и южных областях у нас сейчас голод. Говорят, как раз из-за того, что землю истощили. И про неправильный севооборот тоже что-то было.

Видимо, слова дочери сильно его зацепили. А ее как будто по голове треснули. Пыльным мешком. Голод – в середине двадцать первого века? Это как?! А что, механизация сельского хозяйства, новые сорта, научная агротехника – всего этого уже нет?! Да ну, не может быть. Ведь всего десять процентов населения надо, чтоб обеспечить страну едой! Чего-то она в будущем сильно не понимает!

– А я хотела тебе сказать – давай уедем в центральную Россию, если хочешь на землю сесть, – пробормотала она. – Там тепло, там сады можно растить. Я так думала. А там, оказывается, голод. Может, на юг переберемся, а, папка? К морю!

Отец резко помрачнел.

– Как мы переберемся? – сказал он, отводя глаза. – Мы же пораженные в правах. Дура Вероника набрала кредитов, вернуть не смогли, вот нас и закатали в подкупольник на отработку. Думаешь, почему мы так бедно живем? Нам только социальные карточки оставляют, остальное забирают на погашение долга. Пока не рассчитаемся с госбанком, даже родню повидать не отпустят. Только как рассчитаться, если там проценты каждый год растут… А ты говоришь – на море. Когда революцию делали, думали, что социализм – это здорово! А он вон как обернулся… режимный объект, вокруг города посты егерей, и билеты на материк только с разрешения ГБ.

– Мы – в тюрьме?! – вырвалось у нее.

Отец хмуро кивнул.

– И что, в городе… все такие, как мы?

– Ну как все… полиция, ГБ, спецназ – эти по контракту. Ну и в центральном секторе вольные живут.

– Это где категорийная школа? – уточнила она.

– Во-во, там. Слуги народа. Неплохо устроились, отпуска по полгода, все льготы, школа для их деток непростая, на материке таких не найдешь…

Отец отвернулся и замолчал. А она вдруг подумала, что отца, конечно, жалко до слез, но вообще-то случившееся с ее семьей – справедливо. Что социализм – не халява и не безделье, и за свои косяки надо отвечать – пусть сурово, безжалостно, но лучше так, чем никак. В прошлый раз именно на безответственности социализм и погорел. А тюрьма… и что тюрьма? Жить везде можно.

На проходной боец лениво подошел, заглянул в сумку. Уважительно поднял брови. И махнул рукой – проходите. И глаза отвел. А она вдруг поняла четко – мечтает о рыбе. Жареной.

– У вас пересменка когда? – осведомилась деловито.

– Военная тайна! – хохотнул боец.

– Я вернусь часа через полтора, нажарю рыбы и привезу! – заверила она. – Ждите!

Спецназовцы наградили ее недоуменными взглядами, и отец – тоже.

– Папка! – сердито сказала она дома. – Ребята молодые, здоровые, на казарменном положении – они жрать хотят!

– А тебе что? – не понял отец.

Она остановилась и всерьез задумалась. А действительно – ей-то что? Она со спецназовцами даже не знакома.

– Наверно, я жизнь люблю! – решила она. – Чтоб мне хорошо было, и всем вокруг хорошо. Ведь это же так немного, правда?

Бойцы на проходной встретили ее удивленными улыбками. Потом заглянули в пакет и сказали:

– Ого!

– Ешьте осторожней! – предупредила она. – Рыба речная, с костями!

– Сожрем! – заверили ее бойцы. – Спецназ костей не боится! И ничего не боится!

И протянули здоровенные ладони:

– Лапа. Храп.

Вроде как представились.

-=-=

Боец схрумкал последнюю рыбешку, задумчиво исследовал пустой пакет. Вздохнул:

– А забавная девочка. Хорошая.

– Грачка, – заметил другой. – Глаза видел? Аж лиловые, не спутаешь. Я таких за Большим Кавказским нагляделся. Век бы не видеть.

– Хорошая, я сказал, – с упором повторил спецназовец. И со значением посмотрел на челюсть напарника.

– Ага! – легко согласился тот. – Сейчас – хорошая. Но соплеменникам сдаст тебя не задумываясь. Для них нация на первом месте. Уж я нагляделся! Ты, кстати, тоже. Помнишь Клухор?

– Рыба вкусная? – буркнул старший наряда. – Поблагодарили? Нет? Ну и долдоны. Тоже мне, замирители Кавказа.

– Грачики – они все националисты!

– Читай! – обрезал старший наряда и ткнул в консоль поста наблюдения. – Зинаида-Татьяна Лебедь. Русская. Мало ли кто как выглядит. Глаза ему лиловые. Вопрос закрыт!

– Кровь все равно себя покажет! – упрямо проворчал боец.

С ним молча согласились. Как себя показывает кровь – нагляделись все трое.

-=-=-

Лето пролетело. Детство неслось вскачь, торопилось к взрослости, аж злость разбирала иногда. Ну куда, куда?! Ведь так здорово живется! Нет, летит! Ничего не успела, просто ужас. Чем занималась три месяца, непонятно. Ну, научила Андрея играть в шахматы. Тут главное – незаметно поддаваться. Прадед не умел, мужской гонор не позволял, но она-то девочка. Сначала проигрывала брату с позором, потом без позора. Андрей увлекся и в азарте действительно начал играть очень хорошо, дебютами заинтересовался, разборами партий. Вот что значат способности! За одно лето поднялся до ее уровня! Даже один раз у нее выиграл всерьез, после чего похлопал по плечу и сказал: «Умница, Танька». Догадался наконец-то, что она его натаскивала. Для него она Танька, как и для отца, для мамы Зина, в школе – Зита, очень удобно, не запутаешься.