Зимняя война, 1939-1940 гг. - [10]

Марта Геллхорн ела запоздалый завтрак в «Кемпе», когда начался второй русский налет. «Я никогда не ощущала таких взрывов, — писала она Хемингуэю. — Все вокруг ходило ходуном. Наверное, в марте в Барселоне было так же, — писала она, имея в виду наступление фашистских итальянских сил на каталонскую республиканскую столицу в марте 1938 года. Оба они стенографировали свои похождения в Испании. — Я вышла на улицу и увидела огромную дымовую завесу, надвигающуюся по улице, а люди говорили: газы. Это было ужасно, могу я сказать. Я свой противогаз оставила в Нью-Йорке и действительно подумала, что нам конец».

К счастью, это была ложная тревога. Это был один из многих вредных слухов, распространившихся по контуженной столице в первые дни войны, наполненные ужасом. Газов не было, и это был один из ужасов Первой мировой войны, который не появился на Второй, — по крайней мере, пока. Еще один слух, который тоже оказался ложным — или преувеличенным — был слух о русском парашютном десанте на столицу. На самом деле русские, которые были, наверное, самой продвинутой страной в парашютной тактике и сделали прыжки с парашютом национальным видом спорта, действительно сбрасывали небольшие группы разведчиков, включая финскоговорящих шпионов. Эти группы были сброшены на Карельском перешейке и в Петсамо на Крайнем Севере и потерпели полное фиаско: большинство из них было обнаружено и расстреляно на месте, или же убито еще в воздухе. Если им удавалось приземлиться, то им было сложно собрать группу в густых финских лесах. Тем не менее простого использования парашютистов — впервые в современной войне — было достаточно, чтобы послать волну ужаса, которая захлестнула Хельсинки.

Но нет, газов не было. И парашютистов тоже не было — по крайней мере, пока. Успокоившаяся, журналистка выбежала на улицу и пошла на дым, и вскоре увидела: «Три огромных пожара, четыре многоквартирных дома, дома, в которых жили обычные люди, горели как бумага. Один дом, у заправки, — продолжила Геллхорн, — был с большой дырой в стене и рядом лежал мертвец, изуродованный так же, как наш маленький мертвец на углу отеля «Флорида», — обращалась она к общим воспоминаниям фашистского налета на Барселону тремя годами ранее.

Американскую журналистку сопровождали два итальянских журналиста, которые только что прибыли в финскую столицу как раз вовремя, чтобы застать первые советские бомбы. Разъяренная воспоминаниями об испанской войне, когда Франсиско Франко, предводитель повстанцев и будущий диктатор страны, победил при помощи немецких и итальянских советников республиканцев и их советских советников, американская злюка не смогла упустить возможности уколоть итальянцев. «Теперь видите, каково оказаться на другой стороне, не так ли?» Позднее Геллхорн с удивлением узнала, что те же итальянские фашистские журналисты, на которых она накинулась, были на правильной стороне, на стороне финнов, стороне демократии. По крайней мере, в тот момент.

На самом деле дуче испытывал мало симпатий к договору о ненападении, который его союзник, нацистская Германия, подписал с Советским Союзом. Для него, как и для многих других его фашистских подданных, русское вторжение в Финляндию было просто коммунистической агрессией, и никаких сомнений по этому поводу у него не было. Он даже написал острую ноту об этом Адольфу Гитлеру. В течение нескольких следующих дней Рим, как и многие другие мировые столицы, стал сценой жестких антисоветских протестов и чрезмерных демонстраций сочувствия Финляндии. Сотни разъяренных итальянцев осадили финское посольство с предложениями воевать за Хельсинки.

На самом деле Муссолини был настолько разъярен русскими действиями, что Гитлер отправил к нему своего министра иностранных дел Иоахима Риббентропа, чтобы его успокоить и не говорить ничего такого, что могло бы оскорбить Кремль.

Нельзя сказать, что Гитлер был особо доволен русским вторжением. Хотя пакт, который он подписал со Сталиным, теоретически развязал Кремлю руки на Балтике, он ожидал, что его хотя бы предупредят о столь важном ходе. А его не предупредили. Более того, Гитлер, как большинство немцев, чувствовал природную связь и симпатию по отношению к Финляндии. С Финляндией Германию связывали особые политические и культурные связи начиная с XIX века. Когда финские гимназисты учили второй иностранный язык, а точнее, третий, после шведского, они учили немецкий. Именно немецкий экспедиционный корпус в 1918 году во время финской гражданской войны помог решить дело в пользу белых под командованием Маннергейма, тем самым обеспечив безопасность Финляндии.

* * *

Во многих аспектах Финляндия, которая подавила свой фашистский путч в 1932 году, но все еще имела большое количество офицеров с правыми взглядами — включая Курта Валлениуса, который прославился во время Зимней войны, — была идеальным партнером для Третьего рейха. Так и произошло в годы войны-продолжения, когда Германия и Финляндия стали союзниками. Финские и германские вооруженные силы, включая разведку, также плотно сотрудничали в 1930-е годы.

Однако в тот момент русские были Гитлеру важнее, чем финны, несмотря на все его восхищение финнами и их главнокомандующим. Так что фюрер, который был способен на компромиссы (по крайней мере, на том этапе войны), ничего не сказал официально и посоветовал своему расстроенному итальянскому союзнику сделать то же самое.