Зимняя ведьма - [112]
Я осторожно киваю, смирившись с судьбой.
– Ладно, – говорю я, – уже ничего не изменить. Но после смерти я буду с любимым. Мы будем вместе, и он перестанет страдать.
Змея на мгновение затихает, внимательно оглядев меня.
– Об одном тебя прошу. Позволь умереть не в страхе, наедине с мерзким змеем. Могу ли я просить тебя вернуться в женское обличье, чтобы перед смертью я могла увидеть что-то прекрасное и в последний раз заглянуть в человеческие глаза, прежде чем мои веки сомкнутся навек?
Изольда смеется, и змей начинает трансформироваться. Я воззвала не к ее человечности, не к доброте, а к тщеславию, и в нем нашла ее слабость.
Изгибаясь, скручиваясь, ударяя хвостом по камням, змея уменьшается и медленно сжимается до тех пор, пока передо мной снова не появляется прежняя Изольда, с парой царапин от нападения крыс.
Она проводит рукой по своим волосам, поправив прическу.
Я не встаю с места, но замираю, маленькая и неподвижная, в самом центре пятиконечной звезды. Я смотрю на Изольду, пытаясь сдержать дрожь, призвав на помощь всю силу воли, чтобы не потерять сознание, хотя каждый вздох дается мне с великим трудом.
– Не могла бы ты выйти на свет, чтобы я хорошо тебя рассмотрела? – спрашиваю я. – Ты в тени, и я не могу разглядеть твое лицо.
Нетерпеливо вздохнув, ведьма встает между двумя большими канделябрами, и пламя факелов освещает ее красивые черты лица.
– Быстрее, детка. Давай покончим с этим. Эта игра меня утомила, – говорит Изольда, склонив голову, наблюдая за мной, словно гриф за умирающим ягненком.
Это мой момент, мой последний шанс. Через несколько мгновений я умру. Только тело мое уничтожить она не сможет. В этом отношении я неуязвима. А вот она – да.
Я делаю глубокий, медленный вдох, заполняя легкие. Мне кажется, что они вот-вот разорвутся. Я призываю всю свою любовь к Каю, всю любовь к матери и отцу. Я чувствую, как волшебство наполняет мою душу, вливается в нее, и я начинаю светиться изнутри. А потом выдыхаю. Воздух внутри зала начинает вращаться, словно ураган. Мое платье трепещет на ветру. Пламя на факелах срывается, увеличиваясь в размерах. Изольда растерянно оглядывается. Повернувшись ко мне, она наносит энергетический удар, чтобы попытаться остановить меня. Но мне нипочем.
Зал наполняется воем – в нем свищет ветер, который мечется по кругу, все быстрее и быстрее, с ревом подхватывая, словно пушинки, тяжелые гобелены, заставляя их биться друг о друга в потоке воздуха. Вскоре летящие сквозь пространство гобелены загораются от пламени факелов. Сначала один. А потом второй. И третий. И вот уже все они пылают, и поток ветра лишь еще больше раздувает жуткий пожар, и весь зал превращается в сплошной бушующий костер.
Я слышу, как Изольда кричит и извергает проклятья. Она бросается к двери, дергает за ручку, но та заперта – я заперла ее.
– Нет! – кричит она. – Нет!
Изольда носится по комнате. Бесполезно, ибо выхода нет. В отличие от меня, она здесь не в бестелесном виде. И если душа проходить сквозь стены и двери способна, то тело – нет. Душа способна выдержать жар костра и выйти сухой из воды. А вот тело – нет.
Вскоре Изольда уже визжит от боли. Я слушаю звуки ее агонии не с ужасом, не с триумфом, а спокойно, с осознанием: я сделала что смогла и теперь Кай будет в безопасности. И теперь я жду, пока огонь полностью не поглотит каменный склеп.
Когда Кай открывает окно верхнего этажа и кладет ружье на подоконник, на дом уже опускается темнота. Внизу, в палисаднике, копошатся мужчины. Под яркой луной Кай узнает знакомые лица: Эдвин Нэйлз, Ллевеллин, преподобный Кадуаладр и еще несколько жителей городка. Кто-то из них держит в руках ружье, кто-то – топор. У одного из мужчин Кай видит моток бечевки. Кадуаладр выступает вперед и начинает колотить по входной двери.
– Дженкинс! – орет он что есть мочи. – Кай Дженкинс, открой дверь!
Мужчина тщательно выбирает наблюдательную позицию. Даже без ружья в руках ему очень тяжело сохранять равновесие. Кай всегда был метким стрелком, но теперь, ослабевший, терзаемый болью, он сомневается, получится ли у него хотя бы просто поднять ружье и нажать на курок.
– Я не впущу вас, преподобный, – кричит Кай, и толпа оборачивается в его сторону.
Эдвин трясет кулаком.
– Мы пришли за Морганой, Дженкинс, – с искаженным злостью лицом вопит он. – Пусть она выйдет!
– Здесь я хозяин, – Кай пытается заставить свой голос не дрожать, одновременно борясь с подступившим к груди удушьем. – Оставьте нас в покое!
Преподобный Кадуаладр обращается к Каю:
– Вы околдованы, мистер Дженкинс. Вас обмануло это существо.
– Не называйте мою жену существом, преподобный. Она добрая и честная женщина! – кричит Кай в ответ.
– Она ведьма! – слышится откуда-то из толпы старческий голос. – Она принесла смерть в город.
– Это неправда.
Кай качает головой, потрясенный тем, как легко они готовы поверить ужасным россказням. Ллевеллин выходит вперед:
