Зимняя магия - [11]

— Человеческая. Владыка Леттий в уплату долга за скороспелую весну прислал дюжину людишек из своих владений. Из тех мест, куда нашей силе вовек не добраться. Кровь у человечишек горячая, а сердца быстрые, и выглядят они не как северяне: каждый обликом смугл, поросль на голове — что шлейф Полярной Ночи. Норовом все как один — строптивы и независимы, и с трудом приручаемы.

— Хм… В том беды пока не вижу. Лаской и льдистой плеткою можно приручить любого упрямца. Нужно лишь время и терпение.

— Ой ли, брат Северный Ветер… Мой балбес никогда в такие игрушки не играл, да на ту беду Снежнейшая Займа сама преподнесла ему в подарочек одну из людишек. Из упрямства мой оболтус, было, взъерепенился, но отцовская затрещина порой творит чудеса, помилуй меня острая льдина!

— Стало быть, отрок приобрел зверушку по нужде, а не от большой радости?

— Поначалу так оно и вышло. Мой лоботряс ровно никакого внимания на обузу не обращал, и я уж подумывать стал, что вскоре Холодная Вечность заберет человечишку, и тогда одной заботой меньше с плеч. Да не тут-то было. Понемногу стал я замечать, что он начал уделять зверушке все больше внимания, и, было, возликовал, что упрямец наконец-то решил сделать приятное Властительнице, чтобы показать, как ревностно ухаживает за подарком. Да не сразу докумекал я, что дело неладно, хотя следовало догадаться еще тогда, когда мой раздолбай потребовал от Снежнейшей достать солнечные лучи, что пылились без дела в чулане, без малого полтораста нетленностей после неудачного сватовства.

— Свадебный подарок Леттия?! Что за небылица? Слушаю тебя, братец Заморозок, и отказываюсь верить в услышанное. Чудные дела творятся в Чертогах. Неужто и вправду ополоумел твой отпрыск, решив, что может приказывать Властительнице?

— Град с яйцо мне на нос, брат Северный Ветер, не вру! Ты же видишь, как я уныл и печален. Да, этот поганец посмел давать советы Снежнейшей, и, как ни странно, та согласилась, повелев зажечь по одному солнечному лучу в обиталищах человечишек.

— Ну, да… И чем же ответил твой отпрыск на неслыханную милость Займы?

— Ничем, брат Северный Ветер. Поклонился и ушел исполнять её волю. Позор на мои седины! Вырастил простофилю на свою голову! Прояви он внимание к Властительнице, сейчас бы словно конёк по льду катался. Сам понимаешь, в умелых руках любая женщина послушна, как снежок из мокрого снега. А уж я бы тогда не нарадовался!

— Опять хитришь, братец Заморозок. Думаю, еще больше ты обрадовался бы ключам от властительной казны.

— Ледяную глыбу тебе на язык, брат! Для меня нет ничего превыше счастья нашей Властительницы и собственной безопасности. А за дельный совет, как избавиться от напасти, думаю, казна отблагодарила бы тебя сполна в будущем.

— Что ж, братец Поздний Заморозок, занятную историю ты поведал. Знаю, как помочь беде, но действовать нужно тонко и осторожно, чтобы отрок твой ничего не заподозрил, иначе озлобится еще сильнее, и не видать нам властительной казны, как сосулек во дворце Леттия.

* * *

Эх, славная вышла забава! Развлекается Властительница Займа, смеется звонко. Свита выпустила наперед гончих. С пересвистами да под заливистый лай погнали всадники широким клином, вымораживая землю, сковывая реки, засыпая глубоким снегом, заметая напрочь дороги. Звенит вокруг веселье! Жаль, Буран отказался от празднества, вернувшись в Чертоги. Чуть было не отказалась от развлечения и Снежнейшая, опечалившись.

Но негоже Властительнице делать первый шаг — так не принято. А беловолосый красавец будто не замечает призывных взглядов и тонких намеков, увлеченный новой игрушкою.

От досады чуть не расплакалась Займа. Если б знала заранее, чем забота обернется, ни за что не подарила бы услужнику презренную человечишку, тем паче, приказала бы тут же изломать лучи солнечные.

Нет, не хватит у Снежнейшей терпения смотреть, как Буран с людишкой, словно с дитем малым, нянчится. Смотреть — и завистью захлебываться. Ведь не Займе он улыбается, мороженым с ложечки кормит и позволяет заплетать себе косы белоснежные, будто девушке.

Когда же потекли на ушко доносы мелкие, что нашептывали угодливые сплетники, мрачнее снеговой тучи сделалась Властительница. Не смогла удержаться, приказав подглядывать и докладывать по мелочи.

Каждый взгляд красавца, на зверушку брошенный, ледяным жалом пронзал насквозь Снежнейшую. А от слов, что Буран, обнимая, человечишке нашептывал, сама краснела, будто девочка, даром, что не для властительного слуха были предназначены речи обольщающие.

Вдосталь искусала Займа губы от злости, а признаться самой себе так и не смогла, что съедает ее ревность жестокая, обгладывающая подчистую. Где же это было видано, чтобы сама Властительница страдала по простому услужнику? Гордость — и та опосля нее на белом свете зародилась.

Одного не могла понять Снежнейшая — почему не замерзла в холодных объятиях зверушка человеческая? «И ведь нет, чтобы взять да и заснуть вечным сном на плече у возлюбленного» — мечтала ревнивица и ядовито улыбалась, представляя в фантазиях желаемое.

Как же хотела Займа расправиться с людишкою, унизившей её, пусть и нечаянно! Сколько планов мести во властительной голове перекрутилось — не перечесть, и один другого кровожаднее и искуснее. Ну и случится чего с девкой — Бурану-то что? Человечишкой больше, человечишкой меньше — быстро утешится красавец, было б только с кем.