Зимний вечер - [3]

О р и с я. Сейчас. (Подает.) На, а то тебя и пожалеть некому.

О л е к с а. Спасибо. Я и сам себя пожалею.

О р и с я. Напрасно. Фрося бы лучше.

О л е к с а. Гм! О!

О р и с я. Вот видишь, как мой муж у меня располнел.

А н т о н. Гм! Кто его знает, кто у кого полнеет.

О р и с я. Противный! (Толкает Антона.) Сильно озяб?

О л е к с а. Не приведи господь!

А н т о н. Да он дрожит больше с перепугу.

Б а б а. Может, еще чарочку?

Д е д. Вот кому Довбня как раз на руку. Это он нарочно.

О л е к с а. Нет, тато! Чтоб у меня язык колом стал! Там рассказывали, как его за побег из Сибири палач на кобыле драл… Сто кнутов залепил. Кожа с мясом летела.

Г а н у л ь к а. Ой, мамонька!

Я с ь к о. Мне страшно! Не таращь на меня глаза!

Г а н у л ь к а. Тю!

Л у к е р ь я. Не умер несчастный? Сохрани нас сила божья!

О л е к с а. Э, черт его не возьмет. В больнице повалялся, а потом погнали в Сибирь, а он взял да удрал.

Д е д. С каторги? Второй раз?

О л е к с а. Да с каторги, тато, с каторги! Побыл там год или два и опять ноги на плечи и айда на волю! По всему царству теперь его ищут.

Губернаторам, полицмейстерам, становым, урядникам и по волостям разослали бумагу, мол, такой-то такой бежал с каторги, так чтобы искали его и ловили и вязали. Приказ этот для всех — под страхом наказания; вот и ищут его повсюду год-два — ни следа! А он, чтоб ему провалиться, у нас объявился!

Б а б а. Ох, горюшко!

Д е д. Где, где же он? Где нашли? Э, глупые сплетни, дурацкие выдумки.

О л е к с а. Ей-богу, тато, правда! Тут-то и наткнулись позавчера, что ли, но еще не поймали: в двух верстах от нас сидел, на фабрике; фальшивый паспорт нашли и его должны были захватить, так не на дурака напали, — к нему, а он круть-верть, да давай бог ноги, только его и видели. Вот он какая хитрая собака! Ха-ха-ха!

Г а н у л ь к а. Ой, господи, спасите! Кто-то смотрит окно бородатый.

А н т о н. Да это коровий хвост, никого нет.

О л е к с а. Ей теперь и Рябко покажется чертом. (Смеется.) Ну, если его поймают, так и руки, и ноги, и спину — все в цепи закуют и палач всыплет ему уже не сотню, а две или три, до косточек.

Л у к е р ь я. Не говори так, все ж человек, божья душа… такие муки терпит. Несчастный, несчастный… Была же у него когда-то мать!

Б а б а. Убереги нас от того, боже!

Д е д. Так всем шельмам и надо: справедливо! Не тронь чужого, не проливай невинной крови, потому что сам бог милосердный запретил, да и должны же иметь честные люди защиту и охрану… Хватит!

Б а б а. Ох, смилостивься, матерь божья!

Д е д. Хватит, говорю!

Явление восьмое

Т е  ж е  и  п р о х о ж и й.

П р о х о ж и й. Пусть славится имя божье!

К т о-т о. Во веки веков!

Д е д. Аминь!

П р о х о ж и й. Пан хозяин, пани хозяйка! Я прохожий и прошу вашей милости: дозвольте мне часочек посидеть в теплой хате. Окоченел, замерз!

Отогреюсь и потащусь дальше… Долго вам докучать не стану.

Д е д. Просим, заходи, садись.

Б а б а. Погрейся.

Л у к е р ь я. Садитесь, пожалуйста! Ясько, дай пану скамеечку.

Б а б а. К печке, к печке поближе.

П р о х о ж и й. Ух-ух, холодно! Холодно и голодно…

О л е к с а. Ветер сегодня, что огонь, — не дай господи!

А н т о н. Поесть хотите?

П р о х о ж и й. О, пообедал бы, поел бы, да нечего. Запаса на дорогу не взял. Два дня в дороге… Да что я — два дня? Мне и память заморозило, — две недели. Иду и иду, ищу, чего не терял, неведомо только, найду ли?

Ха-ха-ха!

Д е д. Бабы, нет ли у вас чего покушать? Поднесите гостю.

Л у к е р ь я. Постный борщ да каша. Пойди-ка налей.

О р и с я. Сейчас.

Д е д. Издалека?

П р о х о ж и й. Из Га-ли-ции.

Д е д. Верно, на какую-нибудь фабрику, потому что сюда больше немцы заходят.

О р и с я. Кушайте, пожалуйста!

Я с ь к о. Так пан — немец?

П р о х о ж и й. Нет, я не немец, мой дорогой… Я русин. Иду на фабрику, где полотно делают, слышал, что заработок хороший. А недалеко, говорят, и кошары строят… Может, там наймусь, потому что я и каменщик. Эх, лишь бы заработать, лишь бы прожить…

Л у к е р ь я. Ох, правда! Бедному человеку лишь заработать, лишь бы прожить.

П р о х о ж и й. Спасибо! Не сердитесь, пан хозяин… Однако промерз до костей; когда бы панская милость — хоть чарочку бы водки согреться; нельзя ли водочки?

Д е д. Почему нельзя? Эй вы, бабы! А ну-ка встаньте кто-нибудь.

Б а б а. Я, братец, сейчас в чулан!

Д е д. Ты насчет водочки самая проворная.

О л е к с а. И помоложе не поспеют!

А н т о н. Только одна и утеха.

Б а б а. На здоровьице!

П р о х о ж и й. На счастье!

О л е к с а. А ну-ка! Будем живы! А ты, Антон?

А н т о н. Не хочу — жена прибьет, из-за нее и не пью.

О р и с я. Ах, чтоб ты пропал, если из-за меня!

Б а б а. Можно?

Д е д. Да пей уж!

П р о х о ж и й. А сколько тебе, серденько, лет?

Я с ь к о. Тринадцатый.

П р о х о ж и й. Так, так, славный мальчик, шустрый и глаза ясные, и личико чистое, и улыбка такая приятная… Чей сынок?

Я с ь к о. А вон мама.

П р о х о ж и й. А как тебя звать?

Я с ь к о. Ясько.

П р о х о ж и й. Ясько! А-а… (Торопливо.) А как звать?

Я с ь к о. Мама — Лукерья.

П р о х о ж и й. Ой, Луке… ой, так…

Б а б а. Ясько! Подай воды!

Д е д. Что с паном?

П р о х о ж и й. Поперхнулся! (Пьет.) Спасибо тебе, дитятко, за услугу… Дай тебе господь…