Зимний сон - [16]
– Тот цвет, в центре…
Девушка успела спуститься и стояла за моей спиной.
– Каким-то образом я его ощущаю. Смотрела на него, и мне стало ясно, что такое абстракция. У нее своя жизнь, своя реальность.
– Своя реальность?
Я вспомнил темно-синее пятно в центре холста. Я выразил свое сексуальное желание в чистом виде. Не зная объекта этого желания, я нарисовал по наитию.
– Пейзажи, натюрморты, люди – их легко нарисовать, потому что ты их видишь. А вот излить то, что у тебя на сердце… ведь туда не заглянешь.
– Ну, есть чувства, – ответил я.
– А вы здорово набили руку, превращая чувства в цвет и форму, да, сэнсэй?
– У меня богатая практика. Я много рисовал то, что вижу, таким, каким я его вижу.
– Правда?
– Простите, Акико, не захватите мне из холодильника пива?
– Еще не вечер.
– Это мне вместо обеда.
– Не лучше ли прекратить? Вам надо как следует питаться.
– Не вашего ума дело.
– Справедливо. Я не вправе вас поучать, – пробормотала она.
Акико направилась на кухню и вернулась с пивом. В холодильнике было пиво в банках, которое я сам покупал, и в бутылках, которое мне доставили из винной лавки. Гостья принесла пиво в бутылке.
Я раскупорил бутылку и плеснул в стакан.
– Будет тихо.
– В смысле, когда я вернусь в Токио?
– Когда идет дождь, горные духи будто затихают.
Я пил пиво, а Акико внимательно на меня смотрела. Я хотел сказать ей, что она сделала хороший набросок, но смолчал. Скажу что-нибудь – все равно не так поймет. Не хотелось двусмысленностей.
– Хотите меня нарисовать?
– Зачем?
– Просто хочу, чтобы вы меня нарисовали. Честно говоря, я тоже хочу вас нарисовать. Простите за прямолинейность.
– А просить человека себя нарисовать – это не прямолинейность?
Ну вот, опять все испортил. Надо же было встревать. Акико смутилась, но не было похоже, что она злится.
– Разрешаю вам нарисовать меня в любом виде.
– Почему?
– У меня уже два ваших наброска: дерево и валуи. Смотрю на них, и кажется, что лучше бы их поняла, если бы вы меня нарисовали. Вот и решила: попрошу, а откажет – так тому и быть. Так что все нормально. Я сказала, что собиралась.
Я не пытался вникать в мысли девятнадцатилетней девушки.
Акико встала. Я выпил только полбутылки.
2
Во вторник и среду было тихо.
Время от времени шел дождь. Я дважды поднимался в мастерскую, но не мог избавиться от темно-синего пятна в центре полотна.
В четверг прояснилось.
Я вернулся со своей обычной пробежки и увидел перед хижиной белый «мерседес». Не проявив интереса, я зашел в дом и принял душ.
Когда я вышел, в кресле на террасе уже сидела Нацуэ Косуги.
– Магистраль была почти свободная. Думала появиться, когда вы придете с пробежки, но приехала на полчаса раньше.
– Ну и?…
– Я приехала, чтобы с вами переспать.
– А вы, я смотрю, не робкого десятка.
– Не ищите подвоха. Просто я подумала, это способ улучшить отношения.
– Помнится, вы что-то про помощницу говорили по телефону.
– Забудьте. Соблазнять вас юной девицей – ошибка. Дешевый номер. Пока мы не узнаем друг друга получше, вы не научитесь меня слушать. Я предпочитаю сближаться через постель.
– Я смотрю, мы все о вас да о вас.
– Вас ко мне совсем не тянет?
– Да нет. Вы способны вскружить голову не хуже любой девчонки.
– Льстец.
– Так, может, пойдем в спальню и все выясним?
– Но сначала я хочу посмотреть вашу мастерскую. Вы ведь не возражаете?
– Ничуть.
Мы разулись на террасе и пошли в гостиную. Нацуэ Косуги поднялась на второй этаж. Через некоторое время она спустилась. Сняла шарф и куртку. Теперь на ней было платье, здорово обнажающее грудь. Кожа без единой морщинки.
Я провел ее в спальню, толкнул на постель и занялся с ней сексом, ничего не чувствуя. В городе есть женщины, которые зарабатывают на жизнь, удовлетворяя мужскую похоть. Она была такой же. Единственное, что ее отличало, – тяжелый аромат дорогих духов и тот факт, что денег она не просила.
– Ты обращаешься со мной, как с вещью.
Я был в гостиной и пил пиво, когда вошла Нацуэ в большом махровом полотенце.
– Я ведь тоже для тебя предмет, согласись.
– Да, предмет, который практически печатает деньги.
– В печати я не разбираюсь.
– Ну, это ты доверь мне.
– Так и поступлю.
– Кроме шуток?
– Да.
– Давай начнем с картины в твоей мастерской. Да-да, я о ней.
– Эту я уже кому-то пообещал.
– Мне безразлично.
– Дал слово – держи.
– Три миллиона. Вот сколько ты получишь от галереи.
– Я не жалуюсь.
– Я дам тебе десять.
– Не хочу нарушать обещаний. Это не вопрос денег. Просто я совестливый человек.
– Что, действительно? Нацуэ взглянула на потолок.
– Я знала, что берусь за трудного художника. Ладно, забудем про полотно. Только поторопись, передай его галерее, а то я за себя не ручаюсь.
– Полотно еще не закончено.
– Так, значит, на следующей неделе.
– После зимы. Зиму я, наверно, здесь проведу.
– Я могу подыскать тебе местечко, где и условия лучше, и питание – и я смогу приходить к тебе в открытую.
– Меня этот дом устраивает.
– Тебе правда хочется писать?
– Ту, что в мастерской? Да.
– Зима закончится, наступит весна… Что тогда?
– Я об этом еще не думал, еще времени полно.
Нацуэ закусила губу.
– Когда ты пишешь, у тебя есть деньги.
– Когда платят, когда нет. Раньше мне и одной иены не давали.
Кендзо Китаката — самый известный мастер так называемого «якудза-романа», экс-президент Ассоциации писателей-детективщиков Японии, признанный классик жанра и лауреат множества национальных премий. Одна из самых престижных наград присуждена писателю за роман «Клетка».Главный герой книги Кацуя Такино женат на прекрасной женщине и ведёт спокойную размеренную жизнь. Однако душа Такино — душа воина и авантюриста — томится в клетке серой повседневности жизни. Возможно, поэтому он охотно даёт вовлечь себя в преступный мир якудза — мир, который когда-то называл домом, но думал, что покинул его навсегда.Сможет ли он остановиться, сделав первый шаг на опасном пути? Банда «Марува» затягивает молодого человека в непрерывную круговерть насилия, а зверь, сидящий внутри Такино, толкает его всё дальше, к гибели…
Танака-сан.Суровый, усталый человек, давно переставший видеть в криминальной "работе" якудза романтику.Льется кровь – в схватке сошлись легендарные "киотские кланы", а Танака-сан переживает "кризис среднего возраста".Каково это – задумываться о смысле бытия, убивая себе подобных?Каково постигать "печальное очарование мелочей", балансируя на грани между жизнью и смертью?И КАКОВА ЦЕНА карьеры в криминальном клане, свято почитающем древний самурайский кодекс бусидо?Все суета сует, и все проходит.Каждому предстоит стать пеплом в погребальной урне.Но – как дойти до этого мига ДОСТОЙНО?
В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.