Зимний салат - [3]

— Мальчонку не видали? Девять лет, в красном пуховике?

Мороженщик отрицательно помотал головой, что-то невнятно пробурчав. В следующие два часа Иван Иванович обзвонил школьных друзей сына, пять раз обежал соседние дворы, расспрашивая всех, кого встречал на пути, но вернулся обратно ни с чем. Матюша как в замёрзшую воду канул. Ёлкин снова достал телефон и набрал номер Муравского — давнего своего знакомца, работавшего в полиции.

— Николай Михалыч, — сказал он, не здороваясь, — Ёлкин это, помните?

Глава 2, в которой неизвестно куда пропадают дети

Ёлкина Муравский, разумеется, помнил, хоть и смутно — со времени их последней встречи утекло немало воды. Попробуй забыть столь колоритного персонажа на фоне пьяниц, бомжей, скандалистов да ершащихся подростков с зарёванными мамашами — типичных клиентов участкового оперуполномоченного. Семь лет прошло, как этот бородач очумело, словно медведь-шатун, ввалился в районный отдел милиции с висящим на руке малышом, требуя, чтобы все силы органов правопорядка были незамедлительно брошены на поиски его пропавшей без вести жены. Ёлкин был уверен, что жену похитили если не гастролёры-цыгане, то мафия, а если не мафия, то сбежавший из мест заключения рецидивист. Но Муравский-то знал, что у него на участке подобных происшествий не случается, да и вообще цыганский табор в их края давно не наведывался, тюрьмы в городе не было вовсе, а мафией в народе называли рыночных торговок — преимущественно деревенских старух. Зачем, спрашивается, бабушкам воровать жену Ёлкина? Так он Ёлкину и сказал тогда, успокаивая — неприятно, но что поделать, бывает, баба молодая, в соку, погуляет, подурит да найдётся. Не зелёные же человечки её увели. Как вскоре выяснилось, Муравский был прав: жену Ёлкина никто не крал — сама сбежала, бросив мужа с малышом… Впоследствии Муравский встречал Ёлкина в адресном столе — тот заходил оформлять бумаги, чтоб поменять ребёнку имя. Как его? Нет, вот имени пацана Муравский не помнил, а самого Ёлкина, конечно же, не забыл. Но в данный момент тот подвернулся совершенно не вовремя.

В районе за последние три дня случился ряд чрезвычайных происшествий, очень страшных и тревожных, которых и быть-то не могло, потому что никогда ничего подобного у них прежде и не было. Ведь любой шалопай-разгильдяй знал — у Муравского не забалуешь. Но прям сон дурной — стали вдруг ни с того, ни с сего пропадать дети. Новый Год на носу, у всех на уме праздники, ёлки, гирлянды, хлопушки, конфетти, бенгальские огни. А коридор возле приёмной начальника полиции забит мамами-папами, бабушками-дедушками и прочей роднёй, и все хлюпают носами, у всех глаза на мокром месте, и они надеются на него, на Муравского, что он как фокусник вдруг взмахнёт волшебной палочкой, и их любимые чада окажутся прямо перед ними.

Муравский прямо растерялся. Ни цыган, ни сбежавших из тюрьмы разбойников, ни заграничной мафии у них в городе как семь лет назад не было, так и до сих пор ими не обзавелись. Искать пропавших посреди зимы детей — это тебе не дознаваться, кто первым устроил семейную ссору или разбил лампочку на лестнице.

При опросе свидетелей выяснилось, что никто похитителей не видел да и ничего примечательного не заметил. Катается мальчик с горки, отошёл на минутку в сторону — и нет его. Выведет мама дочку за ручку в магазин, увидит знакомую на улице, заболтается с ней, глядь — дочка пропала и не откликается.

Вызвали из Новосибирска областного следователя — тот приехал, стал дворы обходить, осматривать всё вокруг, даже холодильники, выброшенные на свалку, все пооткрывал — проверил, нет ли там кого. Следы изучал долго, фотографировал. Жильцов начал опрашивать, но никто ничего… А по району уже поползли тревожные слухи. И требовалось срочно принимать меры.

— Иван Иванович, помню, — сказал Муравский в трубку. — Надеюсь, ничего срочного? У нас перед праздниками очень много работы.

— Матюша пропал, — выдохнул в ответ Ёлкин. — Николай Михайлович, спасай, родной. Я только на пять минут отошёл, а он исчез. Нет нигде. Всех ребят из класса обзвонил, соседей опросил. Мы во дворе снеговика лепили, и тут такое…

«Точно, его зовут Матюша-Матвей, — вспомнил Муравский имя младшего Ёлкина. — Ох, только ещё одного пропавшего ребёнка нам не хватало. А картина исчезновения в общих чертах похожая. И пацану сейчас должно быть девять, по возрасту подходит. Остальные пропавшие дети не старше десяти лет».

— А жена где? — на всякий случай поинтересовался он у Ёлкина.

— Последний раз из Вены писала. Года три назад.

— Сейчас приду, — мрачно пообещал Муравский.

— На этот раз всё серьёзно? — спросил неуверенно Ёлкин, и Муравский почувствовал, что тот надеется на лёгкое объяснение пропажи сына. Но он такого обещания, к сожалению, дать не мог.

Ёлкин встретил Муравского во дворе. Он почти не изменился за то время, что они не виделись — был такой же здоровый и бородатый, даже выражение глаз осталось прежним — отчаянная решимость сделать всё возможное и невозможное, чтобы спасти близкого ему человека.

— Вот тут мы лепили снеговика, — сказал Ёлкин. — Опана! Опять он пропал…