Зимний излом. Том 2. Яд Минувшего. Часть 1 - [119]

Кортней зашелестел бумагами. Святой Алан! С судейских станется отмести показания эра Августа или потребовать имя человека, ходящего по лезвию меча. Супрем поднял руку, и Дик торопливо вскочил:

— Высокий Суд принимает объяснение эра… графа Штанцлера. Мы не должны подвергать жизнь нашего друга опасности.

— Герцог Окделл, — в голосе Кортнея был упрек, но на самом деле он не сердился, — вы превысили ваши полномочия. Сядьте. Тем не менее Высокий Суд удовлетворится тем, что свидетель сообщит имя своего осведомителя конфиденциально. Герцог Алва, у вас есть еще вопросы?

— Эр Август, — краденное обращение ударило, как хлыстом, — почему, будучи счастливым обладателем известного по крайней мере четверым здесь присутствующим кольца с секретом, вы не передали его вашему примечательному во всех отношениях другу? Я неплохо знал Сильвестра, свои мысли он оберегал тщательнее своего шадди. Если ваш друг имел доступ к первому, сложностей со вторым возникнуть просто не могло.

— Я обязан отвечать на этот вопрос? — Бывший кансилльер справился с голосом, но на щеках проступили красные пятна.

— Вас что-то смущает? — пришел на помощь Кортней. — Может быть, вы боитесь повредить невиновным?

— Да, господин гуэций.

— Герцог Алва, вы настаиваете на ответе?

— Господин Штанцлер мое любопытство уже удовлетворил, — пожал плечами Алва, — в полной мере.

2

Штанцлер врет, как проворовавшийся интендант, нет у него никакого осведомителя, и списка никакого не было, и заговора. Старый плут сочинил для Дикона сказку и вынужден за нее цепляться, а Рокэ молчит, то ли устал, то ли Ричарда жалеет.

Если мальчишку загнать между Августом и Джереми, он наконец проснется, но это потом. Окделл есть Окделл, разочарования не перенесет. С дурня станет броситься к Альдо, а сюзерен не рискнет держать при себе второго Алана. Зато когда все закончится, Дику придется выслушать много интересного. И от Джереми, и от сестры, и от Катари.

Крови на дураке пока, слава Создателю, нет, а остальное смыть можно, даже яд.

— Граф, — Кортней расстилается перед Штанцлером, словно ублюдок все еще кансилльер, — почему вы предпочли бежать, а не потребовали суда над угрожавшим вам человеком?

— Мне, знаете ли, нечего терять, — свидетель глубоко вздохнул, — и нечего бояться, ведь я старый человек, и я одинок. К побегу меня вынудили обязательства перед покойным герцогом Эпинэ. Кроме того, моя смерть стала бы еще одной победой Дорака и Алвы. Я должен был жить хотя бы для того, чтоб они не чувствовали себя полными хозяевами Талигойи. Да, я бежал, но не в Гайифу и не в Дриксен, а к своему старшему другу. Анри-Гийом умирал и знал это. Он завещал единственному уцелевшему внуку свою борьбу и свою месть, но Робер Эр-При был далеко, а в провинции с благословения Дорака бесчинствовали Колиньяры.

Что мне оставалось делать? С помощью верных людей я начал готовить восстание, но мое присутствие приходилось скрывать. Увы, я не мог и помыслить, что тщательность, с которой мы оберегали герцога Гийома, в глазах его внука станет предосудительной.

Надо было его убить, пусть и на глазах Карваля. Марион Нику… Тварь, едва не сжегшая провинцию и опять уцелевшая. Но это ненадолго… «Эру Августу» нечего делать в Багерлее, ему пора в Закат!

— Граф Штанцлер, — ворковал Джаррик, — какими доказательствами заговора против Людей Чести вы располагаете?

Бывший кансилльер развел чистыми руками, на которых было больше крови, чем на бойне.

— Что я могу привести в доказательство, кроме моего слова и участи, постигшей Ариго, Килеан-ур-Ломбахов, Приддов… Только восстание в Эпинэ.

— Господин Штанцлер, — обвинитель пошевелил какой-то бумагой, — как вам удалось покинуть дворец?

— Мне помогла Катарина Ариго. Королева Алиса, любя жену сына как родную дочь, открыла ей тайну Дороги Королев. Я стал первым после Алана Святого мужчиной, воспользовавшимся этим ходом. Я пришел сообщить об исходе дуэли, но мне не пришлось стать черным вестником, Катарина встретила меня вопросом. Мне осталось лишь подтвердить то, что она почувствовала. Я не стал говорить, что случилось в моем доме, это было бы слишком, но Ее Величество, да, для меня она всегда останется королевой, приказала мне бежать.

— Почему вы ушли один?

— Сестра Ги и Иорама Ариго отказалась меня сопровождать. Она хотела оплакать братьев.

Катари спасла эту тварь? Очередная ложь! Или нет? Кузина цену Штанцлеру знает, если она его и отпустила, то спасая тех, кого мерзавец мог выдать. Но почему она не воспользовалась ходом сама? Ее больше не пускали в молельню?

— У меня нет вопросов, — сообщил Кортней. — Герцог Алва, вы желаете о чем-либо спросить графа Штанцлера?

— Нет.

— Вы опровергаете его слова?

— Я подтверждаю, что он стар и не имеет наследников.

— Граф Штанцлер, займите место на свидетельской скамье. Высокий Суд оставляет за собой право вызвать вас повторно.

— Да, господин гуэций. — Штанцлер тяжело спустился с кафедры. Гуэций звякнул колокольчиком, в ответ согласно ударили жезлы судебных приставов.

— Первичный допрос свидетелей обвинения окончен. Слово свидетелям защиты.

3

Молчание затягивалось, давило, как давят перед грозой нависшие над головой тучи. Фанч-Джаррик закусил губу, супрем взялся за колокольчик. Звон был визгливым и коротким, словно в зале тявкнула левретка.