Зимние каникулы - [7]

Врачиха ушла, Майя проводила глазами неприступную спину и утешилась насмешкой: «Суровая, но справедливая». Это у них еще в школе было такое присловье, к химичке, например, оно не относилось. Нянечка принесла подушку: «Тебе, что ль?» – и ловко под Майю приладила.

Лежать стало удобней, а когда человеку удобно, то и отношение к окружающей действительности у него меняется в лучшую сторону. Палата, куда заглянуло солнце, не казалась больше такой неприглядной, как утром. И всего четыре койки, не пятнадцать: бабушка, когда сломала себе ключицу, в таких хороминах лежала. Внутренне Майя постепенно примирялась и с соседками. Тетки как тетки. Самая молодая помогла ей умыться, налила в кружку вместо жидкого чая покрепче, положила из своей пачки три куска сахара. На доброту, если человек нормальный, нельзя не откликнуться добром же, и Майя себя, свою намеренную отчужденность от всего, что – не она, пересилила, в знак благодарности слабо улыбнулась и ответила на вопрос, как ее зовут. «А меня Алевтина Васильевна».

Та больная, чья кровать через проход, Варвара Фоминична, на Майю, да и вообще, кажется, ни на кого внимания не обращала, все ее мысли на оставленной мебельной фабрике, все заботы о разнообразных там неурядицах. Не только о ком-то – о своих болезнях ей подумать некогда. Лекарство в горле застревает, потому что между двумя глотками воды продолжает речь: начальник ОТК всех боится... а мастер участка... а план...

Ее послушать, все неприятности у них на фабрике из-за плана: есть количество – нет качества, есть качество – нет количества. Опять же номенклатура... А главный инженер...

Алевтина Васильевна с внутренним, но хорошо слышным смешком перебивает:

– Вам на процедуру пора, опаздываете.

Варвара Фоминична открывает рот, с запасом вбирает в себя воздуха, чтобы хватило на одном дыхании высказать возмущение:

– Вот вы на производстве не работали... Цирк...

Третья соседка, Серафима Ивановна, Майе не нравится тем, что все время ругает свою невестку: и неряха она, и ребенка ей лишь бы с рук сбыть, и тэ дэ и тэ пэ. Несладко, наверно, жить с такой свекровью, когда муж в армии, а ребенку всего годик.

Но, к великому изумлению Майи, Серафима Ивановна оказывается в прошлом шофером такси. Эта седая, переломленная чуть ли не пополам болезнью коротышка – водитель такси?! И представить ее невозможно колесящей по улицам и переулкам Москвы за рулем «Волги»!.. «Я всего два года, как не езжу, – гордо сообщила она Майе. – Исключительно из-за глаз пришлось на пенсию уйти, а то бы и сейчас ездила. Дома сидеть куда хуже. Устаешь не меньше, денег в обрез, а я ведь хорошо зарабатывала, сына одна вырастила, и отказа он у меня ни в чем не знал. И притом вроде я теперь уже не человек, а полчеловека. Пенсионерка».

Как становятся из человека полчеловеком, Майе понять не дано, от понимания ее отделяет почти сорок непрожитых лет. Никому не дано перепрыгнуть через такую пропасть, мысленно, силой воображения очутиться на том берегу. Да и зачем? Майе и на этом неплохо. И все же она хоть не понимает, но о чем-то вдруг догадывается, что сейчас все равно ей лучше, чем некоторым.

А на электронике свет клином не сошелся. Тем более – на Вадиме.

Продолжения мысли нет, но и оборванная, она действует ободряюще. Поэтому, увидев Вику, Майя невесть как обрадовалась. Все, что бывало между ними дома, напрочь забылось. Близкий человек пришел. Каким-то чудом принес с собой в холодные казенные стены кусочек родного дома. И ощущение, что вернулась отнятая у нее объемность: опять она стала какой-никакой человек, чья-то сестра, чья-то дочка, а не плоскость – больная. Без лица и без души, а с одной историей болезни: оттого, что эта история болезни единственно здесь кому-то важна и нужна, Майя с самого утра ощущала потерю третьего своего измерения.

– Вика!..

И Вика полна родственной любви:

– Как тебя угораздило?! Что врачи говорят?

– Ничего не говорят, – Майя растроганно смотрит на сестру: прибежала, волнуется!

– Как это – ничего? Я сейчас к ним пойду!

– Справки с тринадцати дают, – сообщает Серафима Ивановна.

– Врача твоего как зовут?

Майя не знает, опять приходит на помощь Серафима Ивановна:

– Анна Давыдовна. Хороший доктор.

– Подожду до часа...

– Ой, увидят тебя здесь! – волнуется Майя.

– Увидят – на лестнице побуду. У меня как раз «окно» до двух часов, я быстро сюда доехала, как раз успею. А мама в четыре приедет. Что тебе принести? Я ей позвоню...

– Ничего мне не надо. Ах да, сахар пусть принесет.

– Как это – ничего не надо?..

Хорошо иметь старшую, заботливую сестру.

Если бы сестра не проявила излишнего любопытства:

– Всю сессию сдала?

Виктория живет отдельно, ей не всегда удается держать руку на пульсе событий, происходящих на Мантулинской улице, в родительском доме.

– Сдала, – угасая, говорит Майя.

– Тройки? – по-своему понимает ее Вика. И, отступая от собственных принципов и понятий, утешает: – Пустяки. Главное, скорей выздоравливай. Голова болит?

– Не. Кружится немного. Особенно если пошевелюсь.

– А ты не шевелись.

Свернули с опасной тропинки, ведущей в дремучий лес, вышли на светлую полянку.

– Сашенька как? – Майя хочет еще дальше уйти. Послушала про Сашеньку. Про разные его забавные выходки и высказывания: