Зимние каникулы - [68]

Справедливость восторжествовала.

1951

Перевод И. Макаровской.

ДВА ПРЕТЕНДЕНТА

Пронзительный вопль клаксона, резкий визг тормозов. Грубую шоферскую брань заглушил вой мотора, набиравшего обороты. Хромоногая девушка устремилась вперед, скорым виноватым шагом заспешила к тротуару и наконец, прерывисто дыша, выбралась на него, как утка на берег.

Навстречу ей шел средних лет карлик: на щуплом теле — крупная мужская голова с большими, торчащими кверху кавалергардскими усами, на голове — маленькая шляпка с загнутыми полями. В фигуре его было что-то бодрое, энергичное. Он улыбался ей с выражением оптимистической солидарности. Как к спасительному прибежищу, заторопилась она к двери, рядом с которой на стене было выведено акварелью «Закусочная», и, ковыляя, начала спускаться по влажным бетонным ступеням в подвальное помещение.

Немногочисленные посетители сидели за столиками, покрытыми несвежими клетчатыми скатертями. Перед ними стояли плетенки с хлебом, который в этой закусочной подавался «без ограничений» и который они, ожидая заказанные блюда, жевали с бесстрастными, отсутствующими лицами. Девушка села за столик в углу и положила рядом на стул нотную папку и поношенную черную сумочку. Сквозь окно высоко под потолком ей видны были вышагивающие по тротуару мужские и женские ноги.

Пожилой официант в белой куртке, фамильярный в обхождении с посетителями, судя по всему, бывший судовой кок, развлекал беседой заметно облысевшего, но старательно причесанного гостя, который занимал столик, стоявший особняком между печью и стойкой. Это был почтенного возраста холостяк, чиновник, который мог бы питаться в ресторане получше, однако ему нравилось здесь, где он, бесспорно, был самым уважаемым посетителем и ему во всем старались угодить. Он из тех, кто предпочитал быть первым в селе, чем вторым в столице. Блюда заказывал порционные, и потому скатерть на его столе была несколько чище.

Официант произносил звуки «с» и «з» чуть шепелявя, скорее как мягкие «ш» и «ж», что делало его речь благозвучной и даже слегка комичной, особенно если он порывался говорить о вещах серьезных и трагических. С таким произношением следовало бы делать сообщения о больших бедах. Свой рассказ он сопровождал жестикуляцией, как бы пересчитывая слова по пальцам, точно речь шла о штучном товаре:

— Был я в Австралии, был в Ниёрке, был в Боносайрисе, был в Шанпаулу, и где только я не был, ах, сеньор! Много я повидал на этом свете!.. А вот жить раньше было полегче, прежде были другие времена!.. Подумать только, мы горло драли за Авштрию!.. А теперь смотрите!..

Кухарка окликнула его из раздаточного окна. Он ушел и вскоре вернулся, неся на левой руке сразу несколько глубоких тарелок с едой — что-то жирное, густое, с чем управляются ложкой, а довершают вилкой, обходясь без ножа. Ставя тарелку перед девушкой, подбодрил ее:

— Ну-ну, синьорина, не грустите! Глядите веселей, пока молоды! Это важнее всего на свете!

Затем вернулся к стойке и продолжил разговор с лысеющим посетителем. Иногда его окликали: «Фране!» — или: «Дядька Фране!» — и он отзывался, но без лишней спешки, не прерываясь на полуслове. Когда беседа угасла сама собой, Фране прошелся по залу адмиральским шагом, переложил оставшиеся куски «бесплатного» хлеба с опустевших столов в хлебницы перед посетителями. Так ему, человеку, в общем-то, доброму, казалось, что он насыщает всех голодных. Совершает нечто вроде чуда с пятью хлебами.

Девушка съела половину своего жалкого обеда и хотела было уйти. Однако дядька Фране остановил ее, шепнув по-свойски, как сообщают официально неподтвержденную, но верную новость, которая неминуемо должна порадовать:

— Погодите, синьорина. Сегодня четверг, у нас есть кое-что сладкое.

Он снова удалился на кухню и на сей раз вернулся с маленькими тарелками. На каждой — квадратик слоеного пирога. Для девушки он выбрал тарелочку, где рядом с обычной порцией была еще половина. Привилегию эту он подтвердил словами:

— Это вам, синьорина!

Она подняла на него взгляд, исполненный смиренной благодарности.

— Спасибо, дядя Фране. Прошу вас, еще одну салфеточку.

— Сейчас, сейчас, моя прекрасная синьорина, будет вам все, что хотите, только скажите дядьке Фране!

Он принес сложенную треугольником бумажную салфетку. Пока она старательно заворачивала в нее куски пирога, Фране принялся выспрашивать:

— Ходит к вам эта малышка на уроки фортепьяно?

— Да-да, приходит. Спасибо вам, дядя Фране.

— Ну и ладно! Хорошо и для вас, и для нее, очень уж она прилежная девочка. Это дочь нашего домоправителя, такое умное и милое дитя… Я ведь вам говорил, они бедные, платить будут, сколько смогут. Что поделаешь! Должны же люди как-то помогать друг другу! Разве не так?

— Так, дядя Фране!

Закусочная почти опустела. Косматый оборванец в углу, заказавший только первое, настороженно хлебал свой суп, словно в ожидании момента, когда на плечо ему опустится рука правосудия. За другим столиком безмятежный чудаковатый старичок в полуцилиндре и видавшей виды накидке, седобородый, с румяными щеками и маленькими живыми глазками — впрямь король гномов — поглаживал по руке свою жену, старуху со злым взглядом и лицом, готовым к немедленной сваре. Оба потягивали из бокалов. И эта голубиная идиллия свидетельствовала о недавней ссоре и только что состоявшемся примирении.