Зима в стране "Ласкового мая" - [21]

Детдомовские судьбы — это романы, причем, в большинстве случаев в эпилогах либо тюрьма, либо ранняя смерть

Но были и светлые минуты.

— Андрей, — как-то мне девочки, — ты у нас занимаешься самодеятельностью. А в Ставрополь приезжает Пугачева. Попасть мы не сможем. Но давай напишем ей красивое письмо.

К девушкам у нас было особое отношение. Они у нас были ШП — "швой парень". А что удивительного, когда все рядом, а в детстве даже туалеты общие. Щупали их, конечно, но больше из любопытства. Потому что и они и мы были так заморены учебно-трудовыми буднями, что о сексе никто не помышлял. Хотя, я думаю, стоило попросить — и девочка бы не отказала. Исключительно потому, что детдомовец вообще ни в чем не мог друг другу отказать. Но, повторяю, подобные глупости редко кому приходили в голову, забитую поиском путей к борьбе за существование.

— Хорошо, — отвечаю я, — пойду покумекаю. Собирайтесь в красном уголке через час, обсудим.

Девчонки, довольные моей сговорчивостью, разбежались.

Через час красный уголок был полон. Все ждали оглашения текста. Пугачеву у нас любили безумно, и вообще-то, если бы Алла Борисовна когда-нибудь приехала в светлоградский детдом, наши стихийные фанаты разорвали бы ее на сувениры. Особенно любили ее песню "Все могут короли".

Чтобы придать событию торжественность, я влез на стол.

— Граждане и гражданки, — сказал я, — у меня есть не

сколько слов. Вы любите Пугачеву?

Раздался общий стон.

— Вы считаете ее лучшей в мире певицей?

— Да, ты еще спрашиваешь? — загалдели девчонки.

— Так вот, хочу вам доложить, что скоро я, Андрей Разин, превзойду Аллу Борисовну!

Я ожидал большого негодования, но наступила тишина, и все стали протискиваться к дверям. И только Наташка, моя верная подруга еще с четвертого класса, подошла ко мне и протянула руку. Я спрыгнул.

— Зачем ты так, Андрюха. Мы ведь серьезно любим ее, а ты смеешься.

— Я не смеюсь.

— Тогда ты просто сумасшедший.

Наташка ушла, и я остался совсем один. Мне было нисколько не стыдно этого всеобщего бойкота. Я был уверен, что сказал им правду. Конечно, Аллу Борисовну затмить невозможно, но стремиться к этому нужно. И в этом я вижу смысл всей своей жизни.

Мечта стать артистом появилась давно. Честно говоря, даже не помню, что послужило толчком. Кажется, после одного случая, когда нас, пацанов, в очередной раз вытолкали из дверей городского кинотеатра, бросив в спину что-то оскорбительное. Кажется, тогда я и поклялся, что когда-нибудь эти злые люди будут сами толпиться в очереди за билетом, чтобы посмотреть на Андрея Разина.

В мыслях я надевал черный смокинг, небрежно облокачивался на полированный "стэнвей" и пел. Правда, реальность все время напоминала о себе, в частности, вызовом к директору, где мне было предложено приобщиться к профессии каменщика.

Думаете, что легко стать каменщиком?

Тычок, лажок, отштробились, зачалили — наука, замечу вам, довольно сложная, и не зря на Руси каменных дел мастеров привечали с полным уважением. Когда посмотришь на кладочку, душа радуется. Но вся эта красота требует такого пота, что ни приведи господь! Все на собственном горбу. И раствор, и кирпичи. После пяти часов работы еле живой приходил домой. Но, как и всякий опыт, этот оказался полезным. Мало того, что я сейчас могу своими руками сложить дом, я еще понял, в чем состоит прелесть артельного труда. В моем нынешнем непростом деле уроки, полученные от дяди Васи — виртуоза кладки — мне очень помогают. Дядя Вася всегда говорил:

— Когда несешь с человеком лесину, замечай, куда он хо

чет стать: к комлю или наоборот. И сразу вычислишь, что за че

ловек.

Простая наука, но ей и в высшей партийной школе не выучат.

Как бы то ни было, совмещая учебу и ремесло, я доковылял до семнадцати и, полный дерзновенных замыслов, оказался с маленьким чемоданчиком у ворот родного детдома. Педколлектив был сух, ему было не до нас, новые легионы несчастных огольцов со всего Ставропольского края стекались к казенному теплу. Мы прослушали короткое напутствие и двинулись кто куда. Я поехал в аэропорт. Расчет был простой. На имеющиеся тридцать рублей я доберусь до Тюмени, а там среди нефтяных полей как-нибудь перебьюсь. Интересно устроен человек. Его тянет к золоту, нефти, короче, к чему-то большому. И у меня получилось совсем по-джеклондоновски. Правда, я недооценил климата и в своей нейлоновой рубашке среди полушубков и валенок выглядел экзотическим цветком. Наверное, синий отлив моего лица и тронул сердце начальника отдела кадров, выписавшего мне не только направление на участок, но и ватные штаны с курткой и место в вертолете.

— Вернешь, хлопец, государству, как заработаешь, — ска

зало ответственное кадровое лицо, — ну и работнички…

С тем я и уехал на точку.

О тюменском севере написано много. Боюсь, что мои впечатления не обогатят общую картину, но работа по строительству газопровода Уренгой-Помары-Ужгород, а также закладка Надымского газоперерабатывающего комбината стали для меня не просто строчкой в биографии. Западно-Сибирские нефтяные поля тесно связывают с именем тогдашнего предсов-мина Косыгина. Сейчас уже мало кто и вспоминает этого бывшего сталинского наркома с лицом аскета и глухим, низким голосом. А тогда его идеи чуть было не привели к перестройке, еще похлеще горбачевской. Правда, окружавшие Брежнева сановные бюрократы быстро раскусили, к чему может привести инициатива Алексея Николаевича, и заставили его выйти на пенсию. Перед этим, конечно, как водится на Руси, завалили дело, скомпрометировали идеи Косыгина, а потом стали показывать пальцем: