Зима тревоги нашей. Путешествие с Чарли в поисках Америки - [58]

Марджи была очень привязана к Мэри Хоули и в то же время не испытывала к ней ни сочувствия, ни жалости. Женщины относятся к ударам судьбы как к явлениям природы, особенно когда они падают на головы других женщин.

Неподалеку от Старой гавани в крошечном, безукоризненно чистом домике, стоявшем посреди большого заросшего сада, Марджи прильнула к зеркалу для макияжа, чтобы проинспектировать свое оружие. Она смотрела сквозь тональный крем, пудру, тени для глаз, ресницы в черной броне туши и видела скрытые морщинки, потерявшую упругость кожу. Она чувствовала, как годы наступают, подобно приливу, накатывающему на скалу посреди спокойного моря. У зрелости есть свой арсенал, но он требует тренировки и навыков, которыми она пока не владела. Ей нужно научиться прежде, чем текстура юности и предвкушения осыплется и оставит ее нагой, дряблой и убогой. Секрет ее успеха заключался в том, что она всегда держала марку, даже наедине с собой. В качестве эксперимента она расслабила губы, как им того хотелось, и полуприкрыла веки. Она опустила гордо поднятый подбородок, и кожа под ним провисла. На женщину в зеркале тут же взгромоздилось лет двадцать, и Марджи вздрогнула, услышав безжалостный шепоток, объявивший ее участь. Она слишком припозднилась. Чтобы стариться, женщине нужна соответствующая витрина — свет, декорации, черный бархат, — где можно себе потихоньку седеть и набирать лишний вес, хихикать и скаредничать, окружив себя детьми, любовью, заботой, разными безделушками, с приятным и необременительным мужем или лучше с еще более приятным и необременительным завещанием и счетом в банке. Женщина, стареющая в одиночестве, — бесполезный, никому не нужный хлам, морщинистое недоразумение без семьи и близких, которые бы над нею кудахтали и растирали больные места.

В животе запекло от страха. С первым мужем ей повезло. Он был слаб, и она довольно скоро нащупала его самое слабое место. Он был в нее безнадежно влюблен, поэтому, когда Марджи понадобился развод, он и речи не завел о прекращении выплаты алиментов в случае ее вступления в новый брак.

Второй муж думал, что у нее свой капитал, да так оно и было. После его смерти осталось немного, зато на алименты первого мужа Марджи жилось довольно сносно, на одежду и развлечения вполне хватало. А вдруг ее первый муж умрет?! Страшное дело. Это был ее еженощный — да что там, ежедневный, ежемесячный кошмар: вдруг чек не придет?..

В январе она встретила его на перекрестке Мэдисон-авеню и Пятьдесят седьмой улицы. Он постарел и исхудал. Если эта сволочь умрет, денег больше не будет. Пожалуй, Марджи единственная в целом свете молилась о его здоровье искренне.

Перед ее мысленным взором возникло вытянутое, молчаливое лицо и мертвые глаза, отдавшиеся болью в самом ее нутре. Если сукин сын умрет!..

Склонившаяся к зеркалу Марджи замерла, собрала всю волю и метнула ее, как копье. Подбородок поднялся, складка исчезла, глаза засияли, кожа натянулась и разгладилась, плечи выпрямились. Она встала и закружилась в вальсе по красному ковру с длинным ворсом. На босых ногах сверкнули выкрашенные розовым лаком ноготки. Пора спешить, пора действовать, пока еще не слишком поздно.

Она распахнула шкаф и достала прелестное соблазнительное платье, которое приберегала на праздник Четвертого июля, туфли на шпильках и тончайшие прозрачные чулки. От былой апатии не осталось и следа. Марджи оделась быстро и деловито, как мясник натачивает свой нож, и осмотрела себя в зеркале в полный рост, как мясник пробует лезвие пальцем. Теперь проворно, но без спешки — навстречу мужчине, который не станет ждать; небрежно-неторопливо возникнуть перед ним с грацией умной, уверенной в себе женщины с красивыми ножками и в безукоризненных белых перчатках. Все мужчины оглядывались ей вслед. Присвистнул водитель грузовичка «Братьев Миллеров», с грохотом пронесшегося мимо, двое старшеклассников прищурились, проводили ее немигающими страстными взглядами и судорожно сглотнули слюну.

— Вот это я понимаю! — воскликнул один.

— Да уж! — восхищенно ответил другой.

— Вот бы ее…

— Да уж!

Леди по улицам не гуляет — только не в Нью-Бэйтауне. Она должна идти с целью, идти по делу, каким бы оно ни было незначительным. Выстукивая каблучками по Главной, Марджи кланялась и заговаривала с прохожими, машинально их оценивая.

Мистер Холл: живет в долг, уже довольно давно.

Стоуни: крепкий, мужественный, но кто может прожить на зарплату или пенсию копа? К тому же он ее друг.

Гарольд Бек: есть недвижимость, и немало, однако Гарольд совсем с приветом, и, похоже, он единственный в мире, кто не в курсе.

Макдовелл: «Очень рада вас видеть, сэр! Как поживает Милли?» Исключено — шотландец, глубоко привязанный к жене-инвалиду, из тех, что нас всех переживут. Человек-загадка. Никто не знал, насколько он богат.

Простодушный Дональд Рэндольф: распрекрасный собеседник у стойки бара, истинный джентльмен, чьи манеры уходят корнями в рюмку; в качестве мужа совершенно бесполезен, если вы, конечно, не хотите вести хозяйство прямо в баре.

Гарольд Льюс: говорят, в родстве с владельцем журнала «Таймс», но кто говорит — он сам, что ли? Человек-кремень, известен своей житейской мудростью, которой обязан отсутствием красноречия.