Зима стальных метелей - [40]

— Эй, — говорю, — девушки, это всех касается. Историю всегда пишут оставшиеся в живых. Это мы. И в нашей версии все и всегда будет отлично. Прошлое ушло, забудьте о нем. Помните вкус ягод, зелень травы и вечно голубое небо. Этого достаточно. Будущее зависит не только от нас, но мы за него сражаемся. А настоящее наше — просто замечательное! Ведь мы встретились и живем просто счастливо. Меркулов, налей еще по капельке, час на личное время, и поедем на причал, слово данное выполнять. Разойтись!

Этот час ни у кого зря не пропал, все использовали каждую минутку.

Вразнобой одетые девушки в нашей компании выглядели странно.

— Меняю маршрут. Первым делом — в управление пограничных войск. За одеждой и документами, — вношу дополнения, и мы отправились в путь.

В штабе было пусто. На месте оперативного дежурного сидел наш приятель, комендант внутренней тюрьмы Константинов Александр Сергеевич.

— Все уехали в Новую Ладогу, к указанному месту дислокации, — сообщил он. — Двое нас здесь осталось, я и Митрофанович из канцелярии.

— Гуляем! Кот из дома, мыши в пляс, — говорю довольно. — Мы сначала девушек переоденем, потом в канцелярию за документами, а после проведем осмотр здания, поищем, может, что полезное найдем.

Сюрпризы начались сразу. На одной из полок мы наткнулись на командирские рубашки цвета светлого хаки из натурального шелка. Все, не страшны нам больше вши, не живут они на шелке. Нашлись в запасах и парадные кителя, и комбинезоны разведчиков. Всего набрали, по размерам подогнали. Золотые эмблемы на петлицах сверкают. Любит товарищ Сталин сотрудников НКВД, не жалеет для них металла. Ни золота на петлицы и награды, ни свинца на пули в конце трудового пути. Последний чекист, кого из органов просто уволили, был Леонид Пантелеев. Закончилось все это шумной многодневной заварушкой, Ленечку все равно прикончили, а хлопот-то лишних было много. С тех пор чекистов просто расстреливают. Благо, повод всегда есть.

— Девушкам крепи знаки различия «младший лейтенант НКВД», — говорю Михееву. — Себе и Меркулову — «старший лейтенант НКВД».

Потом зашли в канцелярию к Якову Митрофановичу.

— Звания вижу, — улыбается старичок, а должности какие будем указывать?

— А на ваше усмотрение, — говорю, — но так, чтобы любой чин при виде их вздрогнул.

Потер дедушка руки в желтых морщинистых пятнах, с голубыми прожилками, кивнул довольно, и принялся творить. А мы пошли здание осматривать.

В буфете ничего не осталось, все вывезли, кроме плиты.

— При наличии неограниченного количества бумаги и стульев, мы здесь не замерзнем, — говорю я. — Тем более, плита стационарная, не кустарная «буржуйка».

В приемной замначальника нам остался самовар, отсюда его забыли забрать. А в подвале нашлась резервная автономная система отопления и две цистерны под воду по двадцать кубометров каждая.

— Умный человек это здание оборудовал, — высказываюсь искренне. — Здесь будем городскую базу делать, тем более, что Машенька уже не моя девушка, и никаких моральных прав на ее квартиру мы не имеем. Вечером все заберем и переселимся.

Возражений не последовало.

Вернулись в канцелярию. Взяли в руки документы. Сафьян красный, щит и меч золотом вдавлены. Капитан НКВД Синицын, член чрезвычайного военного трибунала НКВД по Северо-западному округу. Дата, 19 сентября 1941. Подпись — член ГКО маршал Советского Союза Берия. Использован экслибрис. Основание — шифрограмма наркомата….

Да, от такого документа многие вздрогнут.

Михеев и Меркулов тоже стали членами трибунала, а все девушки его сотрудницами.

— Я только больше на машинке печатать не буду, — высказалась бывшая машинистка. — Буду приговоры в исполнение приводить.

Ага, это тебя заводит, думаю про себя. Не ты одна такая. Поэт народный Сережа Есенин тоже любил со своим дружком Блюмкиным за расстрелами наблюдать. Знал Сереженька упоение чужой смертью, когда человек бредет безвольно в дальний конец коридора. Тут и кокаин не очень нужен, а уж если вдохнуть «дорожку», одну да другую, тут вдохновение поэта и охватит. И рванет он, сняв штаны, за комсомолом к Айседоре…

— Спасибо, — говорю искренне.

— Сочтемся, капитан. А что, сам не захотел полковником стать? Надумаешь, скажи, удостоверения еще есть. Станешь председателем трибунала, — предлагает змей-искуситель.

— Года мои еще не те, и глаза недостаточно мертвые, — отвечаю правдиво.

Посмотрел он на меня внимательно, без улыбочки, кивнул своим мыслям.

— Ты еще и умный. Заходи иногда, не забывай стариков.

— Мы вообще сюда вечером переселимся, здесь и печка, и цистерны для воды, — сообщает ему брюнетка Ира.

А девушку Меркулова зовут Катя, по фамилии она Никитина.

Порадовала Ира Якова Митрофановича. У нее фамилия совершенно непроизносимая, и записали мы ее Масловой. Спорить она не стала. И уже в новом качестве двинулись мы всем составом проверять ход эвакуации.

На канале все было отлично. Ладогу слегка штормило, так, балла на три, поэтому буксиры цепляли всего по две баржи, зато их было целых пять, и десятая баржа стояла практически пустая.

— Давайте по ближайшим домам. Всех, кто захочет — грузите. Чем больше вывезем, тем меньше зимой трупов хоронить, — говорю громко.