Зима, когда я вырос - [68]
В Америке я от всего далеко.
Я никогда еще не писал такого жутко длинного письма.
Это у меня само получается. Здесь есть авторучки, их не надо окунать в чернильницу, страшно удобно.
Знаешь, в чем дело, Томас? В Голландии у меня не было воспоминаний. Про Девентер я мог вспомнить все-все за какие-то две минуты, понимаешь? Я не помнил никого из предшествующей жизни. В детский сад я не ходил, на улице не играл — вспоминать нечего. А теперь в Америке у меня много воспоминаний. Я вспоминаю ту прогулку по городу вместе с Бет и с тобой. Вспоминаю тот чудесный фильм. Мы оба влюбились в Марию Монтес, помнишь? Очень приятно быть влюбленным вместе с кем-то другим. Тебе тоже понравилось? И это такие воспоминания, для которых надо много времени. Не меньше чем полночи.
Однажды тетя Йос сказала мне, когда тебя рядом не было: «Вы с Томасом похожи».
Мы с тобой правда похожи?
Это было бы здорово, да? Это значило бы, что я сейчас немножко в Амстердаме. Я говорю глупости, да?
Перечитал написанное. Действительно глупости.
В Бруклине странные широкие улицы, дома разной высоты — то многоэтажный, то совсем низенький, вроде виллы. На улицах играют музыканты-негры. Для меня здесь все новое, я ничего не узнаю. Это-то мне и было нужно. В Бруклине я понимаю, почему я уехал.
После войны я ничего не помнил об Амстердаме. Тетя Йос и Бет забрали меня из Девентера. Мне было жалко расставаться с дядей Питом и тетей Соней. Когда мы в Амстердаме вышли с Центрального вокзала в город, я в ту же секунду узнал его. Мы стояли среди трамваев и машин, мимо нас шли люди — кто в сторону центра, кто в сторону вокзала. Я сразу же забыл, что много лет жил в другом городе. Я шел впереди тети Йос и Бет. Они хотели поехать на трамвае. А я воскликнул: «Идемте пешком!» И мы пошли пешком. По улицам Дамрак и Рокин, по Регюлирсбрестрат. Мы смотрели на картинки у кинотеатра «Тушински». Прошли мимо памятника Торбеке. Я плюнул в канал. От этого по воде разбежались круги — такие же, какие я помнил. Мы не пошли на Ден Тексстрат. Мы пошли на Ветерингсханс. Я раньше жил в этом городе, но настоящих воспоминаний у меня не было. От Бет я узнал, что в этом городе раньше жили мои мама с папой, мои дяди и тети, двоюродные братья и сестры. Она рассказывала мне истории об этих дядях и тетях, двоюродных братьях и сестрах. Но рассказы другого человека — это не воспоминания. Сейчас я живу в городе, где я никогда раньше не был. Здесь нет людей, которых я знал и с которыми связан. Кроме, разумеется, дяди Аарона. Иногда, глядя на дядю Аарона, я думаю: надо же, как он похож на… Но на кого? Не знаю.
Не принимай это близко к сердцу, Томас. Обычно я мало разговариваю. Но писать — это не разговаривать. Когда ты пишешь, ты думаешь. Пусть и глупости. Когда человек думает, то у него, по-моему, всегда получаются глупости.
Помнишь, Томас, ты мне рассказывал про верующих и неверующих людей. Так вот здесь неверующих нету. Здесь в Бруклине все только верующие. Здесь есть итальянцы и негры и кого только нет. И все во что-то верят. Честно сказать, здесь больше всего евреев. Когда я в Бруклине иду по улице, то я стопроцентный еврей. Когда я вечером лежу в кровати, я иногда снова становлюсь мальчиком из Девентера, который ничего не знает о евреях. Обалдеть! Дядя Аарон берет меня повсюду с собой. То мы идем в гости в очень набожную еврейскую семью, то в веселую еврейскую семью. Они говорят все разом и без конца рассказывают еврейские анекдоты. У дяди Аарона в последнее время появилась подруга, которая все время жалуется, что она слишком толстая. Иногда она стоит перед зеркалом и хохочет. Она говорит: «Или нам надо купить побольше зеркало, или мне надо там и сям на килограммчик похудеть». Здесь в Бруклине я часто смеюсь.
И я уже хорошо научился говорить по-английски, иногда даже сам не замечаю, что говорю по-английски. Читаю я вслух, потому что иначе еще ничего не понимаю.
Недавно мы были в гостях и познакомились там с двумя женщинами из Польши. Они сидели в лагере, но уцелели; они смотрели на меня с жалостью. В их глазах я был маленьким евреем из Европы, у которого погибла вся семья. Они спросили, в каком лагере были мои папа с мамой. Я не мог ответить на этот вопрос. Они много о чем расспрашивали меня и смотрели на меня большими понимающими глазами. И сами много рассказывали. О трупах и о газовых камерах в лагерях с немецкими названиями. Тогда дядя Аарон заплакал. А я — нет. Я обрадовался, что наконец-то что-то узнал. Ночью я потом не мог заснуть, это да. Я думал о тебе, и о Бет, и о тете Йос. Тогда только до меня дошло, что Бет и тетя Йос знали намного больше меня. И я подумал: я завтра же поеду домой, зайду за Томми, мы с ним вместе найдем бездомную собачку, которая не ела уже много дней, и мы будем кормить ее и играть с ней, и она навсегда у нас останется. Понимаешь, в комнате сидели люди, не видевшие войны, да и я вообще-то не видел войны, а эти две женщины очень даже ее видели. И к кому из них я был ближе? Я не мог понять. Мне никто не делал больно. И я не видел, как другим делают больно. И все же со мной все было иначе, чем с теми, кто во время войны жил в Америке. Я завидовал этим двум женщинам. Думаю, они это поняли. «Спрашивай, — сказали они, — мы тебе все расскажем. Ничего не знать — это хуже всего».
Имя французской писательницы-коммунистки Жоржетты Геген-Дрейфюс знакомо советским детям, В 1938 году в Детгизе выходила ее повесть «Маленький Жак» - о мальчике из предместья Парижа. Повесть «Как бездомная собака» написана после войны. В ней рассказывается о девочке-сироте, жертве войны, о том, как она находит семью. Все содержание книги направлено против войны, которая приводит к неисчислимым бедствиям, калечит людей и физически и морально. В книге много красочных описаний природы южной Франции, показана жизнь крестьян. Художник Владимир Петрович Куприянов.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
Повесть о жизни девочки Вали — дочери рабочего-революционера. Действие происходит вначале в городе Перми, затем в Петрограде в 1914–1918 годы. Прочтя эту книгу, вы узнаете о том, как живописец Кончиков, заметив способности Вали к рисованию, стремится развить её талант, и о том, как настойчивость и желание учиться помогают Вале выдержать конкурс и поступить в художественное училище.
Повесть известного шведского писателя Ульфа Старка «Пусть танцуют белые медведи» рассказывает об обычном подростке Лассе: он не блещет в учебе, ходит в потертых брюках, слушает Элвиса Пресли и хулиганит на улицах.Но однажды жизнь Лассе круто меняется. Он вдруг обнаруживает, что вынужден делать выбор между новым образом примерного мальчика с блестящими перспективами и прежним Лассе, похожим на своего «непутевого» и угрюмого, как медведь, отца. И он пытается примирить два противоречивых мира, найти свое место в жизни и — главное — доказать самому себе, что может сделать невозможное…
Перед вами – долгожданная вторая книга о полюбившихся жителях Приречной страны. Повседневная жизнь всех шестерых – наивного Простодурсена, надёжного Ковригсена, неугомонной Октавы, непутёвого Сдобсена, вредного Пронырсена и Утёнка, умеющего отыскивать необычные вещи со смыслом, – неспешна и подробна. В этом завораживающем мире то ли сказки, то ли притчи времена года сменяют друг друга, герои ссорятся и мирятся, маются от одиночества и радуются праздникам, мечтают о неведомой загранице и воплощают мечту о золотой рыбке…
Посреди всеобщей безмолвной белизны чернеет точечка, которая собирается как раз сейчас нарушить тишину воплями. Черная точечка стоит наборе Зубец в начале длинного и очень крутого лыжного спуска.Точку зовут Тоня Глиммердал.У Тони грива рыжих львиных кудрей. На Пасху ей исполнится десять.«Тоня Глиммердал», новая книга норвежской писательницы Марии Парр, уже известной российскому читателю по повести «Вафельное сердце», вышла на языке оригинала в 2009 году и сразу стала лауреатом премии Браге, самой значимой литературной награды в Норвегии.
«Вафельное сердце» (2005) — дебют молодой норвежской писательницы Марии Парр, которую критики дружно называют новой Астрид Линдгрен. Книга уже вышла в Швеции, Франции, Польше, Германии и Нидерландах, где она получила премию «Серебряный грифель».В год из жизни двух маленьких жителей бухты Щепки-Матильды — девятилетнего Трилле, от лица которого ведется повествование, и его соседки и одноклассницы Лены — вмещается немыслимо много событий и приключений — забавных, трогательных, опасных… Идиллическое житье-бытье на норвежском хуторе нарушается — но не разрушается — драматическими обстоятельствами.