Зигзаги судьбы - [16]

В какой-то момент у меня начала сильно чесаться голова. Я поделилась этим с женщинами на ферме, сказав, что у меня, видимо, на что-то аллергия. Надо мной начали смеяться: «Никакая это не аллергия. Вошки у тебя завелись. Привыкай, это здесь обычное дело. Тут тебе не Москва». Для меня это был полный шок. В ужасе я побежала на дизельную станцию и попросила у моториста бутылку керосина. Дома вылила эту бутылку себе на голову, завязалась полотенцем и просидела 2 часа. Голова горела огнем, но я терпела. В результате этой процедуры вши полностью вымерли, но стали выпадать волосы. Пришлось подстричься. Егора я обрила наголо, а Машу тоже подстригла покороче. Потом приходилось тщательно следить, чтобы никто из нас опять не подхватил вшей.

Новогодний концерт и его последствия

Как-то в начале декабря к нам в обработочный цех зашел Владислав Васильевич. Оказалось, что он искал меня. Сказал, что готовит в школе новогодний концерт и слышал, что я играю на гитаре и пою. И спросил, не соглашусь ли я поучаствовать. Я согласилась. Начались репетиции. У нас образовалось трио — Владислав Васильевич сам тоже играл на гитаре и пел, и еще у нас был ударник — молодой парень, игравший на барабанах и тарелках. Мы подолгу репетировали в школьном спортивном зале, а во время перерывов играли там же в волейбол или баскетбол. В моей тоскливой работе появился просвет. За время репетиций мы очень подружились с Владиславом. Мы были ровесники. Он закончил педагогический институт в Минске и тоже в поисках романтики и нового опыта приехал в Троицу преподавать английский и немецкий языки. По вечерам мы с детьми иногда приходили к нему в гости. Владислав жил в маленькой однокомнатной избушке, где всегда было уютно и тепло от натопленной печки. Мы о чем-нибудь беседовали, он угощал нас чаем со сгущенкой и потом провожал домой, катая детей на санках. Постепенно наша дружба переросла в любовь. Это было совсем новое для меня чувство. Владислав был интеллигентный, образованный, со спокойным и мягким характером. У него были разнообразные интересы и умения: играл на гитаре, хорошо рисовал, плел удивительные вещи из макраме, резал по дереву, мог что-нибудь починить или смастерить. Мне было с ним интересно. Он настоял, чтобы я ушла со зверофермы, и помог мне устроиться работать в школу.

Наконец, мы решили съехаться, и к концу января Влад перевез к нам свои немногочисленные вещи.

У меня появился любимый человек, друг, помощник и советник, и я чувствовала себя очень счастливой и защищенной. Он очень бережно относился ко мне, был заботлив и внимателен к детям, помогал Егору делать уроки, что-нибудь с ним мастерил или читал книжки. Детям очень не хватало добротного мужского внимания, и теперь они стали его получать. Влад много занимался макраме, вел в школе кружок, куда я тоже стала ходить, и весной сделал выставку работ, а мне на 8 марта сплел из толстых веревок большое и очень красивое настенное панно.

В школе мне дали вести группу продленного дня и уроки музыки. В классе стояло пианино, которое я настроила и подбирала на нем разные песни. Мы с детьми их разучивали и пели, иногда и под гитару. Ребята любили эти уроки и с удовольствием на них ходили.

У меня началась совсем другая жизнь, и тяжелая работа на звероферме, измученные лисы, грубые звероводы и мат казались страшным сном.

Влад тоже не хотел жить в городе. Он копил деньги и отсылал их матери в Минск на сохранение. На эти деньги он мечтал купить дом где-нибудь в красивом месте в Белоруссии и там поселиться. Теперь это стало нашей общей мечтой, мы вместе стали копить деньги на дом и не собирались надолго задерживаться в Троице. И женитьбу нашу решили отложить до возвращения в Белоруссию.

Вскоре я забеременела, и на этот раз это явилось очень радостным для всех нас известием. Пришла весна, а с ней и весенняя распутица — все зимние дороги, проходившие по замерзшей Оби, растаяли. Ничто никуда не ездило и не летало. Поэтому на свой первый осмотр в поликлинику, которая находилась в соседней деревне, я приехала верхом на лошади, к большому удивлению врача.

Во время весенних каникул Влад уходил с мольбертом и красками рисовать пейзажи, а мы с детьми его навещали, приносили ему термос с чаем и бутерброды.

В конце апреля лед на реке затрещал, начались первые подвижки, и вскоре пошел ледоход. На огромной и широкой Оби это было грандиозным зрелищем. Большие льдины наползали друг на друга, образуя временные заторы, потом вся эта конструкция с грохотом рушилась в воду. Проплывали куски бывших зимних дорог, утащенные ледоходом лодки, иногда даже дома. Днем и ночью с реки доносились разные звуки — шуршание и шелест льдин, трущихся друг о друга, треск, грохот… Река дышала и жила шумной весенней жизнью. Через несколько дней вода очистилась, и по Оби пошли суда и баржи. Возле нас иногда останавливались плавучие магазины. Это были пароходы, на борту которых находились лавки с различными товарами, а также врачи, в том числе и зубные. К ним население поселка водило детей рвать молочные зубы.

Возможно, один из этих пароходов принадлежал Владимиру Мегре, который впоследствии написал серию книг «Анастасия» («Звенящие кедры России»). Да и сама Анастасия, судя по описанию, жила где-то неподалеку, но тогда книг еще написано не было, и ни о Мегре, ни об Анастасии никто не знал.