Зигмунд Фрейд - [18]
Он жил на улице, названной в честь итальянского святого, как и большинство остальных улиц города. Дух римского католицизма ощущался гораздо сильнее, чем в Вене. Он заметил мемориальную доску в соседнем городке, увековечившую память мэра шестнадцатого столетия, который «выгнал всех евреев и избавил город от грязи». Он заметил и женщин-южанок и один день находился под впечатлением от очарования этих стройных, высоких существ, которых потом описал Зильберштейну, их тонких лиц, темных бровей и маленьких пухлых верхних губ, делавших их «великолепными образчиками». Триест, как решил Фрейд, населен «итальянскими богинями». Но они вызывали в нем «чувство страха» и через день как будто исчезли. Теперь он замечал женщин с красивыми волосами, которые выпускали один локон над глазом – так причесывались «более сомнительные слои общества». Очевидно, богини оказались проститутками.
Когда они с коллегой отправились в одно воскресенье на пароходе в рыбацкий порт Маггия, он увидел три доски с объявлениями об акушерских услугах, «удивительно много для такого маленького городка». Посетив таверну и кафе, он заметил, что обе хозяйки беременны, и даже пошутил по этому поводу в письме Зильберштейну, говоря, что поленился проверять, «может, на местных женщин так действует морская фауна, что они плодоносят круглый год, или же они делают это лишь в определенное время и все вместе».
В Вене тоже хватало беременных (и проституток). Но здесь, в южном городе, они производили другое впечатление. Он провел в Триесте месяц и вернулся туда в сентябре с новым грантом, чтобы продолжать успешно начатую работу. Возможно, женская плоть снова его томила. На этот раз писем Зильберштейну нет.
По моему мнению, именно воспоминания о Триесте нашли свое выражение в очерке, который он написал тридцать девять лет спустя. Этот очерк назывался «Сверхъестественное» и был опубликован осенью 1919 года. В нем Фрейд описывает, как одним жарким летним днем он шел «по пустынным улицам провинциального городка в Италии, мне незнакомого», и оказался в районе борделей, где «раскрашенные женщины» сидели в окнах маленьких домиков. Он поспешил прочь, но потерял дорогу и снова оказался на той же улице, «где мое присутствие уже начало привлекать к себе внимание». И снова он пошел прочь, и опять оказался там же.
Но теперь, однако, меня охватило чувство, которое я могу назвать только сверхъестественным, и я был рад наконец очутиться на площади, на которой был совсем недавно, и уже не пошел ни на какие исследовательские прогулки.
Фрейд любил играть с неизвестным, а потом выводить на свет «привидение» с помощью психоаналитического объяснения. Именно это он сделал в «Сверхъестественном», где рассматривались неизвестные человеку события и их способность вызывать ощущение неловкости. Но он проигнорировал истинно фрейдовское значение эпизода: он постоянно возвращался на эту улицу, потому что хотел посетить бордель.
Это могло происходить в любом из нескольких итальянских городов, которые он посетил за эти годы, но, похоже, история не об опытном путешественнике. Квартал борделей очень подходит для Триеста, который, как и все морские порты, не мог без него обойтись. Хотя в 1876 году город принадлежал Австрии, во время написания очерка в 1919 году его как раз отобрали у Австрии, потерпевшей поражение в первой мировой войне, и отдали Италии, одной из победительниц. Это болезненное напоминание об австрийском поражении, вероятно, вызвало в нем память о Триесте и заставило добавить к уже существующей рукописи историю о «жарком летнем дне». Предполагают, что черновик был готов раньше, а весной 1919 года переписан. Эта история, часть личной жизни Фрейда, плохо сочетается с основным текстом.
В 1919 году Фрейд был так же опечален политическими событиями, как и большая часть венского среднего класса. Он наверняка прочитал о Триесте в газетах и вспомнил этот город таким, каким он его видел. В статье в «Нойе фрайе прессе» в апреле журналист жаловался на безразличие правительства и утверждал, что без порта Австрия сдается на милость Италии. В мае Фрейд нашел у себя в ящике стола неопубликованный очерк и переработал его.
Он считал, что ни одна наша мысль не является случайной, что человечество подвержено «строгой определенности, которая правит нашей психикой». Забыть имя или оговориться – это знак внутреннего конфликта. Поэтому постоянное возвращение к улице раскрашенных женщин говорит о конфликте между добрыми намерениями, которые заставляли его двигаться дальше, и низменной реальностью, которая тянула его назад.
Если Фрейду в 1919 году пришло в голову, что читатели-психоаналитики обнаружат эту связь, он тем не менее понимал, что они увидят в нем человека, не поддающегося искушениям, стоящего выше всего этого. Для образованного молодого человека с парой флоринов в кармане посещение проститутки было достаточно обычным делом, так что, противостоя этому искушению, Фрейд продемонстрировал свою прекрасную самодисциплину. Я думаю, что он гордился этим достижением в тот душный летний день, когда солнце стояло над крышами, а на лестнице виднелась женская тень. И все-таки он хотел бы поступить иначе.
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.
Во время работы над книгой я часто слышал, как брат Самралл подчеркивал, что за все шестьдесят три года своего служения он никогда не выходил из воли Божьей. Он не хвалился, он просто констатировал факт. Вся история его служения свидетельствует о его послушании Святому Духу и призыву в своей жизни. В Послании к Римлянам сказано, что непослушанием одного человека многие стали грешными, но послушанием одного многие сделались праведными. Один человек, повинующийся Богу, может привести тысячи людей ко Христу.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (1782–1844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях. Материалы, обнаруженные после смерти А.Х.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга воспоминаний о замечательной архангельской семье Анны и Петра Кольцовых, об Архангельске 30-х — начала 50-х годов XX века» Адресуется всем, кто интересуется историей города на Двине, укладом жизни архангелогородцев того времени. Татьяна Внукова (урожд. Кольцова) Архангельск, 1935. Книга о двадцатилетием периоде жизни города Архангельска (30-50-е годы) и семьи Петра Фёдоровича и Анны Ивановны Кольцовых, живших в доме № 100 на Новгородском проспекте. Кто-то сказал, что «мелочи в жизни заменяют нам “большие события”. В этом ценности мелочей, если человек их осознаёт».