Зигфрид - [46]
— Да-да, — проговорил Том. — Добро пожаловать…
— Простите нас за то, — сказала старшая женщина, — что мы приходим и беспокоим вас каждый вечер. Но ведь и сегодня ярлык не отклеен, и нам не войти к рыцарю Гроссу. А барышня капризничает, я совсем извелась с нею. Сжальтесь же над нами, пожалуйста, отклейте ярлык!
Том сказал, стуча зубами:
— Да-да, все это верно, конечно… Да только дело-то в том, что мы с женой живы ото дня ко дню одними милостями рыцаря Гросса. Если с ним что случится, нам же с женой жить не на что будет. Вот если бы вы принесли нам на бедность золота, я бы этот ярлык с превеликой радостью отодрал…
Он говорил с трудом, обливаясь холодным потом. Женщины поглядели друг на друга и задумались, опустив головы. Затем служанка сказала:
— Теперь вы сами изволите видеть, барышня, что мы зря беспокоим этого доброго человека. Он ведь не сделал нам никакого зла. Что делать, сердце господина Гросса вам изменило, напрасно вы стремитесь к нему. Будьте мужественны, забудьте о нем!
— Я не могу, Ёнэт, — сказала девушка и тихо заплакала, закрыв лицо руками. — Дай господину Тому золота и пусть он отклеит ярлык. Прошу тебя. Я должна увидеть рыцаря.
— Да где же мне взять золота? — сказала Ёнэт. — Ну ладно, я что-нибудь придумаю и достану… Но это еще не все, господин Том. Нам мешают не только ярлык. За пазухой у господина Гросса хранится святой крест, и крест этот тоже не дает нам приблизиться к господину Гроссу. Завтра днем вы должны выкрасть его и куда-нибудь выбросить. Сможете вы сделать это?
— Изловчусь, — ответил Том. — Выкраду и крест. Вы только деньги принесите.
— Ну что ж, — сказала Ёнэт, — пойдемте, барышня. Придется подождать до завтра.
— Опять возвращаться, не повидав его! — простонала девушка.
Ёнэт взяла ее за руку и увела.
Двадцать первого числа Сигмунд ушел на ночную службу. Куни долго лежала без сна, мечтая о том, как она в конце концов все-таки соединится с Гендиро. Четвертого числа будущего месяца Сигмунд должен будет отправиться с Гендиро на рыбную ловлю, и там Гендиро утопит его, после чего станет в этом замке наследником. Замысел хорош, но о нем пронюхал Коскэнд. Как сделать, чтобы Сигмунд либо уволил Коскэнда, либо в гневе зарубил его? Куни ломала над этим голову, пока не задремала от усталости. Вдруг она открыла глаза и увидела, что занавески в ее комнате тихо раздвинулись.
Послышались крадущиеся шаги. Затем раздвинулись занавески в покоях рядом. «Что это? — подумала Куни. — Неужели кто-нибудь в доме еще не ложился?» Было слышно, как кто-то подергал дверцу стенного шкафа и заскрипел отпираемый замок. Не успела Куни опомниться, как занавески закрылись и ночной посетитель, шурша одеждой, быстро удалился в сторону кухни. «Странно», — подумала Куни. Она была женщиной не робкого десятка, поэтому тут же поднялась, зажгла свечу и обошла покои. Никого. Она подошла к стенному шкафу. Дверца была раскрыта, и наружу торчал край шелкового кошелька. Шкатулка Сигмунда, в которой хранился кошелек, оказалась взломанной, а из кошелька пропало сто золотых монет. «Вор!» — подумала Куни, и по спине ее пробежали мурашки.
Но тут в голове ее мелькнула мысль. Да ведь это просто удача, что пропали деньги! Теперь можно будет обвинить Коскэнда в воровстве и уговорить Сигмунда либо казнить, либо выгнать его. И то и другое будет хорошо, нужно только подстроить доказательство. Куни спрятала кошелек в рукав и вернулась в спальню. Утром она как ни в чем не бывало позвала Коскэнда и послала встречать господина. В это время в сад с веником в руке вышел старший слуга Гэнк и принялся подметать дорожки. Куни окликнула его.
— А, с добрым утром, — добродушно сказал Гэнк. — Приятно видеть вас всегда в добром здравии.
— Я заварила чай, Гэнк, выпей чашечку.
— Покорно благодарю. Спасибо большое. Вина я, видите ли, не пью, так что чай мне в самый раз. Самое для меня что ни на есть большое удовольствие, когда меня чашечкой чая жалуют.
— Послушай, Гэнк, — сказала Куни. — Ты у нас уже восемь лет служишь, и человек ты прямой и честный. Как тебе нравится Коскэнд. Он поступил к нам только пятого марта, но очень уж возгордился тем, что наш господин благоволит к нему. Боюсь, тебе трудно приходится из-за его своеволия, ведь ты с ним живешь в одной комнате…
— Ну что вы, — засмеялся Гэнк. — Я такого славного парня, как наш Коскэнд и не встречал. Господину всей душой предан, если господину что нужно, работает как бешеный. И всего-то ему двадцать один год… Очень преданный человек. И добрый на удивление. Вот болел я недавно, так он всю ночь ходил за мной, глаз не сомкнул, а утром, бодрый, как всегда, пошел сопровождать господина… Нет, человек он сердечный, душевный человек, я его люблю.
— Ловко тебя Коскэнд одурачил, — сказала Куни. — Он же тебя перед господином оговаривает!
— Как это — оговаривает?
— А ты и не знал? Я своими ушами слышала. Жаловался он господину, что-де, мол Гэнк человек скверный, служить с ним трудно… что жить с тобой в одной комнате одно мучение, что ты его не учишь, а, наоборот, стараешься делать так, чтобы он оплошности совершал… Что когда господа жалуют в людскую чай и вкусную еду, ты все сам съедаешь, ничего ему не даешь… Скверный, говорит, человек этот Гэнк. Господин, конечно, рассердился, посетовал, что ты в свои годы стыд потерял, и решил в скором времени выгнать…
Уже XX веков имя Иуды Искариота олицетворяет ложь и предательство. Однако в религиозных кругах христиан-гностиков всё настойчивее звучит мнение, основанное на якобы найденных свитках: "Евангелие от Иуды", повествующее о том, что Иисус Христос сам послал лучшего и любимого ученика за солдатами, чтобы через страдание и смерть обрести бессмертие. Иуда, беспрекословно выполняя волю учителя, на века обрекал свое имя на людское проклятие.Так кто же он – Иуда Искариот: великий грешник или святой мученик?
Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».
Героя этой документальной повести Виктора Александровича Яхонтова (1881–1978) Великий Октябрь застал на посту заместителя военного министра Временного правительства России. Генерал Яхонтов не понял и не принял революции, но и не стал участвовать в борьбе «за белое дело». Он уехал за границу и в конце — концов осел в США. В результате мучительной переоценки ценностей он пришел к признанию великой правоты Октября. В. А. Яхонтов был одним из тех, кто нес американцам правду о Стране Советов. Несколько десятилетий отдал он делу улучшения американо-советских отношений на всех этапах их непростой истории.
Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.
Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.
Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.
Повесть Джанет Уинтерсон «Бремя» — не просто изложенный на современный лад древний миф о титане Атласе, который восстал против богов и в наказание был обречен вечно поддерживать мир на своих плечах. Это автобиографическая история об одиночестве и отчуждении, об ответственности и тяжком бремени… и о подлинной свободе и преодолении границ собственного «я». «Тот, кто пишет книгу, всегда выставляет себя напоказ, — замечает Джанет Уинтерсон. — Но это вовсе не означает, что в результате у нас непременно получится исповедь или мемуары.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
В «Одиссее» Гомера Пенелопа — дочь спартанского царя Икария, двоюродная сестра Елены Прекрасной — представлена как идеал верной жены. Двадцать долгих лет она дожидается возвращения своего мужа Одиссея с Троянской войны, противостоя домогательствам алчных женихов. В версии Маргарет Этвуд этот древний миф обретает новое звучание. Перед читателем разворачивается история жизни Пенелопы, рассказанная ею самой, — история, полная противоречий и тайн, проникнутая иронией и страстью и представляющая в совершенно неожиданном свете многие привычные нам образы и мотивы античной мифологии.