Жужукины дети, или Притча о недостойном соседе - [219]

XX век — пора расцвета русского магического реализма, в том числе и в литературе. В основном он существовал именно в жанре прозаической миниатюры. По-разному развивали этот жанр символисты и футуристы в начале века, обэриуты в 30-х годах и писатели последующих поколений. Магическая реальность возникала в сказках и стихопрозе, в притчах и абсурдистских текстах.

К сожалению, рамки настоящего издания не позволяют нам дать ретроспективу лучших образцов жанра за весь XX век, хотя мы располагаем таким материалом. Нам уже довелось писать о путях развития российской прозаической миниатюры в XX веке, в том числе в первой его половине[4]. В этой книге публикуются лишь тексты, написанные во второй половине столетия.

После окончания Второй мировой войны последовали вплоть до смерти Сталина годы жесточайшей реакции. Однако творческие достижения безвременно погибших Хармса, Введенского, Сигизмунда Кржижановского не остались втуне. В миниатюре последователем обэриутов стал, прежде всего, Виктор Голявкин, сумевший в то же время выработать собственный самобытный стиль. Голявкин ироничен, но его ирония не похожа на беспощадную иронию Хармса-прозаика: она обычно добрая — не зря ведь Голявкин известен и как детский писатель. В отличие от Хармса и других обэриутов, у Голявкина не найдешь элементов театральной игры, клоунады. По своей природе он лирик, и стрелы его насмешки попадают чаще не в социальные мишени, а в несовершенства человеческой натуры.

Творчество Виктора Голявкина повлияло на более молодых его современников. Постепенно сложилась так называемая «питерская школа» магического реализма. Из наиболее интересных миниатюристов, последователей Голявкина, назовем Андрея Битова, Владимира Марамзина, Александра Житинского, Олега Григорьева, Валерия Попова, Валерия Роньшина. С большой степенью приблизительности их можно охарактеризовать как сатириков-абсурдистов.

Другая, «московская», школа магического реализма складывалась не так быстро. В конце 60-х годов начинали работать в этом жанре такие писатели, как Евгений Кропивницкий, Георгий Балл, Геннадий Цыферов, Роза Хуснутдинова, Аркадий Гаврилов, Михаил Соковнин. К сожалению, никто из них не пользовался такой известностью (имеется в виду известность неофициальная, каковая только и была возможна для писателей этого направления), как Голявкин в Ленинграде, тексты их практически не публиковались, а потому всем названным прозаикам приходилось работать как бы в вакууме — каждый был уверен, что подобную странную или даже сумасшедшую прозу пишет он один. Эта «глухота паучья», пользуясь выражением Мандельштама, продолжалась долгие годы. До последнего времени не все тексты авторов «московской школы» магического реализма были доступны читателю: так, до сих пор не была опубликована «взрослая» проза сказочника Цыферова, как и замечательная «Другая действительность» Аркадия Гаврилова, своеобразная симфония снов; большая же часть коротких рассказов Е.Л. Кропивницкого вообще утрачена.

Тексты авторов «московской школы», как правило, отличаются сложной композицией, прихотливым узором прозаической ткани; они скорее странные, чем смешные. Были, конечно, и исключения: гротескные «рассказики» москвичей Андрея Сергеева и — более поздние по времени — Владимира Тучкова ближе по манере к питерским сатириконо-абсурдистским миниатюрам.

Лирико-импрессионистическую линию московских магических реалистов 60–70-х годов продолжили в последующее десятилетие такие авторы, как Юрий Мамлеев, Людмила Петрушевская, Вадим Козовой, Дан Маркович, Нина Габриэлян и другие. Каждый из этих очень разных прозаиков продемонстрировал свое понимание магического реализма: «жестокий магический реализм» Мамлеева ничем не напоминает лирику Нины Габриэлян, философские же притчи Дана Марковича резко контрастируют с сатирической притчевостью «Диких животных сказок» Петрушевской. Из тех, кто продолжал линию «московской школы» уже в 90-х назовем таких авторов, как Алексей Андреев, Игорь Жуков, Игорь Кецельман; сюда же автор предисловия отнес бы и себя. Приведенный перечень демонстрирует появление нового поколения прозаиков, для которых магический реализм стал основным творческим принципом, а миниатюра — привычным способом самовыражения.

Понятие «школы», как доказывают многочисленные исключения из отнюдь не навязываемых нами правил, скорее связано не с географией, а с самоощущением, даже с самоопределением писателей. Все же некоторые общие черты обнаруживают, например, произведения сформировавшихся на юге бывшего Советского Союза прозаиков Константина Победина, Марины Вишневецкой, Ольги Ильницкой. Быть может, есть смысл говорить и о «южнорусской школе» магического реализма, которая зародилась значительно позже, чем «питерская» и «московская» — в конце 80-х годов.

Зерна, брошенные на благодатную почву, иногда прорастают через многие годы. Так вышло и с прозой так называемой лианозовской школы. Из «лианозовцев» прозу в 70-е годы писал, как мы уже упоминали, лишь основоположник школы Е.Л. Кропивницкий, причем писал исключительно миниатюры. Другие же «лианозовцы» — поэты Генрих Сапгир и Игорь Холин — обратились к прозе, в частности к прозаической миниатюре, лишь в начале 90-х, и, надо сказать, весьма продуктивно. Несколько циклов рассказов Сапгира составили книгу прозы «Летящий и спящий», вышедшую в 1997 году и обогатившую жанр не только идеями, но и собственным неповторимым мироощущением автора. Другой «лианозовец», Игорь Холин, работал в более гротескной манере, его конек — остроумная притча, апокриф, анекдот, обычно с парадоксальной концовкой.