Жуткая история Проспера Реддинга - [7]

Журнал «Архитектура Новой Англии» назвал его замком, но это, конечно, преувеличение. Ну, да, вокруг есть конюшни и бабушкин сад на полгектара, но нет подъемного моста через ров, да и рва тоже нет. Папа раз десять пытался объяснить журналисту, что название «Дом» пошло от того, что на этом месте стоял первый дом Реддингов, когда они только прибыли в Редхуд.

В статье говорилось, что дом «сложно описать, он похож на нечто среднее между классическим европейским каменным замком и воплощением колониальных традиций. Глядя на него, невольно думаешь о благополучии, грандиозности и невероятном достатке. Когда-то здесь стоял одноэтажный домишко, а сейчас тут тридцать восемь каминов из испанского мрамора, крытый бассейн, винный погреб, портик размерами с обычный дом, пятьдесят гостевых комнат, спа-зона и несколько башен со шпилями, фронтонами и бойницами».

Бабушка сияла как начищенный пятак, когда читала эту статью. Но мне показалось, что дом в ней описан как отель, где богачей ожидает насильственная смерть. Отель из триллеров, где по коридорам бродят монстры, размахивая топорами.

Бабушка взяла нас с Прю за плечи и отвела в самую большую комнату на первом этаже – гостиную в стиле Людовика XIV. Понятия не имею, кто такой этот Людовик, но кто-то должен был с ним поговорить о его нездоровой привязанности к позолоченным обнаженным ангелочкам.

Когда начали разносить еду, моя двоюродная бабушка – дизайнер интерьеров у той самой Лили Белл – объясняла, в чем ценность фрески с ягнятами на потолке. Официанты осторожно, но быстро скользили по комнате, их ярко-красная униформа пылала на фоне белого моря одежды гостей. Знаете, бывает иногда такое чувство, что кто-то смотрит на тебя, будто втыкает два гвоздя в основание черепа. Я обернулся и заметил, как моя тетя быстро отвела взгляд и с интересом уставилась на свой бокал. Дядя тоже отвернулся – к портрету Сайленс Реддинг на стене – и притворился, что ведет с ним оживленную беседу.

Треск старых костей дома тонул в доносившемся из холла вое скрипок. На них играли какие-то троюродные родственники. Казалось, что от каждой ноты у меня на коже появляется маленький порез. Я начал потихоньку пятиться к выходу, но внезапно меня сильно толкнули в спину. Так сильно, что дыхание сбилось. И я снова оказался рядом с двоюродной бабушкой. Пихнул меня двоюродный дедушка Филипп. Его закрученные пышные седые усы были еще мокрыми от сидра, а брови, такие же седые, но сухие и кустистые, поднялись, когда он подтолкнул меня острыми костяшками пальцев к своей жене, которая по-прежнему так была увлечена потолком, что и не заметила моего побега.

– …чтобы сделать точную копию интерьеров Версаля, миссис Реддинг нужно… – (Миссис Реддинг – это моя бабушка.) – Она должна поступить так же, как Лили Белл, да-да, та самая. Она должна поступить, как Лили Белл, и везде поставить зеркала, во всю стену. Не понимаю, почему она от них отказывается!

Журналист из «Архитектуры Новой Англии» задал тот же вопрос. Папа пожал плечами и сказал, что в доме никогда не было зеркал из-за дурацкой – извините, самобытной, по бабушкиной версии – городской легенды, в которой что-то говорится о призраках и неудачах. Что-то вроде: если не закрыть все зеркала до заката, они напустят в дом толпу злых духов. И, хотите верьте, хотите нет, большинство людей в Редхуде, особенно семьи, живущие здесь дольше других, до сих пор закрывают на ночь все зеркала, какие у них есть.

Я осмотрелся, пытаясь придумать новый план побега, и опять увидел незнакомца.

Он прохаживался в дальней части комнаты мимо бюстов мертвых поэтов и родственников, мимо книжных полок. Когда мимо проносили подносы с закусками, его костлявая рука вытягивалась и что-нибудь с них выхватывала. И незнакомец снова исчезал в тени. Вжух.

– О, Берта, хочу еще раз поблагодарить тебя за нашу беседку! – Троюродная сестра схватила мою двоюродную бабушку за локоть и развернула к себе. Я не мог упустить такой шанс и, пригнувшись, побежал из комнаты, стараясь не спотыкаться о мебель, официантов и раздраженные взгляды гостей. Где же Прю? Я потерял ее, когда мы вошли. Бабушка увела ее в сторону, чтобы похвастаться сестре новыми достижениями внучки. Мне постоянно казалось, что я ее вижу, но это были только плакаты фонда «От сердца к сердцу» и журналы с Прю на обложке, расставленные по всему дому в красивых рамках.

Я продвинулся на целых полтора метра по коридору, когда тетя поймала меня за ворот пиджака и потащила обратно, заключив в страстные объятия с невыносимым ароматом розы. Что ж, первый блин комом.

– И куда же уехали твои дражайшие… – Ее рот скривился, когда она произносила это слово: – родители на этот раз?

– В Китай, – ответил я. – Открывают там офис своей благотворительной организации.

– Как это… мило.

«Смотри не надорвись, столько комплиментов», – подумал я.

– А тебе не кажется странным, – тетя Клаудия принялась слюнявить пальцы, чтобы пригладить мне волосы, – что они тратят все ваши деньги на других детей?

– Я уверен, что в этом доме есть сотни словарей, в которых вы можете посмотреть, что значит «благотворительность», – пробормотал я, пытаясь высвободиться. Мне уже приходилось участвовать в десятках тысяч подобных разговоров. Родители вкладывали большую часть денег в благотворительность, и в глазах остальных родственников это автоматически делало их идиотами.