Жуть-2 - [88]
Тела на дорогах… Схая до сих пор не могла поверить в это. Как и в то, что люди умирали от голода. В мирное время-то: десять лет уж прошло, как пало Кольцо, когда бескостные окружили земли Владыки… И неплохо ведь жили: на себя и город хватало. А потом, а потом…
— Хлеба… — Мальчик пытался выползти за калитку, но штанина зацепилась за гвоздь. Скелетик извивался и стонал: — Хлеба… хлеба…
— Нет у нас, Мижай! — огрызнулась Дицца. — Сами хотим!
Схая ударила её по растрескавшимся губам и поволокла дальше, прочь от просящего. «Прости, Мижай», — одними губами произнесла она.
До того, как поручить мертвецов пыли сельских дорог, хоронили на окраине: бросали всех без разбору в яму и присыпали землёй. Никаких крестов и гробов. Сверни сейчас направо — выйдут к могильнику, к торчащим из земли ногам и рукам.
Сёстры свернули налево.
Церквушка выглядела дряхлым стариком. Некогда белая, ладная, нарядная, ныне покосилась и почернела. Не зря говорят, придёт беда — земля забирать начнёт. Ещё немного и треснут последние стёкла, а тёмные корни утянут храм в преисподнюю. Схая вспомнила, как бегала к церкви во время ярмарок, лопала пряники и маковые булочки… Ей часто снились гостинцы из прошлого: она прятала гостинцы, чтобы угостить сестру, когда проснётся.
Сад при доме старосты зарос сорняком. Сам староста уехал с семьёй, как только по хатам стали рыскать солдаты со знаком Владыки на нагрудниках. Выгребали всё из амбаров и домов — каждое семечко подсолнуха, зёрнышко, крупинку. В поисках зерна долбили топорами глиняные полы и стены, заглядывали в печки и чугунки.
— Варили! Что варили?! — тряс отца проверяющий. — Почему чугунок влажный?
Папка молча смотрел в колючие злые глаза.
Ушли, не тронули. А вот отца Мижая зарубили во дворе — нашли горсть зерна. Мачеху Мижая увезли с собой в клетке. Красивая была тётя Тира, даже голод не смог стереть эту дикую луговую красоту…
За Бурой улицей, на небольшом возвышении стоял дом колдуна.
— А почему его Коряга называют? — спросила Дицца. — Потому что погнутый весь?
— Не знаю. Может, из коряг зелья свои варит.
— А они вкусные?
Схая закатила глаза.
— А давай в билетики поиграем! — попросила сестрёнка.
— Ладно, — согласилась Схая. — А потом на озеро… нарвём рыжика для лепёшек.
Дицца не слышала — неслась к крытым железным повозкам, оставленным старыми хозяевами этих земель, мифическими Механиками. Деревня выросла вокруг бурых длинных фургонов, превратив их нестройные ряды в одну из улиц — дети прибегали сюда поиграть, а взрослые подивиться на омертвелое искусство Механиков. Даже шестёрка лошадей не могла сдвинуть древнюю повозку с места… лошади… когда закончились хоть какие-то припасы, их съели первыми, затем собак и кошек…
— Трамлаи! — пищала Дицца. — Я продаю билетики на трамлаи!
— Что за трамлаи?
— Они так называются! — Дицца поставила ногу на ступеньку фургона и повернула к сестре серьёзное личико.
— Кто тебе такое сказал?
— Коряга.
Схая залезла следом.
— Когда?
— Во сне. Мы тут играли. А потом побежали смотреть на гусеницу.
Схая открыла и закрыла рот, промолчала. Гусеницей называли вереницу телег и домов-фургонов, которая раз в месяц проходила по тракту. Военный караван. Такой увёз мачеху Мижая. Что тут скажешь… у каждого свои сновидения — у неё ярмарочные пряники, у Диццы — игры с магом, которого она и видела от силы раз или два, ещё до Конца Сытости, когда селяне ходили к Коряге за последней помощью.
В крытой повозке не было ветра. Вот если бы не было голода… Но об этом Механики не позаботились, они-то и себя и свой железный транспорт уберечь не смогли. Стены фургона слоились и осыпались под беззвучное чавканье бурых вшей.
Дицца стояла в проходе, уперев в тощие бока ручонки и кивая на скамью.
Схая послушно села на почерневшие деревянные рейки. На скамье напротив лежала табличка. Буквы имели чёткие контуры, без змееподобной вязи, но легко узнавались. На табличке было написано: «СЧИТАЮТСЯ УТРАЧЕННЫМИ…». Что это означает, Схая не знала. Под ногами хрустели ветки и стекло.
— Ваш билетик, — потребовала Дицца, старательно изображая взрослую.
— Я забыла…
— …попросить в кассе, — подсказала сестрёнка; она хорошо помнила каждое загадочное словечко детской забавы-заклинания, приносящей удачу и веселье.
— Забыла попросить в кассе.
— Не положено! Заплатите штраф или я выкину вас на остановке! — Дицца подхватила с пола изогнутую ветку с гнильцой мёртвых листьев и усердно замахнулась.
Схая гоготнула, показала «злой тётке» язык и бросилась по проходу.
— Штраф! Штраф! Штраф! — визжала, несясь следом сестра.
Схая притормозила у двери в тесный закуток со штурвалом и сиганула из фургона. Нога подвернулась, в лодыжке вспыхнул огонь, девочка вскрикнула и упала на большую железную крышку, которая противно заскрипела о песок и камни. Тут же схватившись чуть выше ступни. Она почти видела под кожей чёрную трещину, из которой растекалась боль.
— Штраф!.. — Дицца увидела растирающую ногу сестру и снова стала маленькой. — Ой… Сильно болит?
Схая встала, опираясь на тяжёлое шелушащееся колесо, и попыталась улыбнуться.
— Ерунда. Ты хоть осторожно слазь.
— Точно ерунда? Если сломала — сходим к Коряге, он тебе отпилит старую и пришьёт новую.
Максим Кабир — писатель, поэт, анархист. Беззаветный фанат жанра ужасов и мистики. Человек, с рассказами которого знакомы ВСЕ поклонники хоррора. И роман, который сравнивают с творчеством Кинга, Литтла, Лаймона — причем зачастую не в пользу зарубежных мэтров. Тихий шахтерский городок где-то в российской глубинке. Канун Нового года. Размеренная жизнь захолустья, где все идет своим чередом по заведенному порядку. Периодически здесь пропадают люди, а из дверного глазка пустой квартиры на вас смотрит то, что не должно существовать.
Мир после катастрофы, о которой никто не помнит. Мир, в котором есть место магии, голосам мертвых и артефактам прежней эпохи. Мир, в котором обитают кракены. И убийца кракенов, Георг Нэй, придворный колдун из Сухого Города. Мир за пределами острова-крепости – Мокрый мир, соленый и опасный, подчиненный воле Творца Рек. Неисповедимо течение темных вод. Оно может поглотить Нэя или сделать его легендой. И да поможет Гармония смельчакам, покинувшим клочки суши ради правды, похороненной на дне Реки.
Новая леденящая кровь история от Максима Кабира, лауреата премий «Мастера ужасов» и «Рукопись года», автора романов «Скелеты» и «Мухи»! Добро пожаловать в провинциальный городок Московской области, где отродясь не происходило ничего примечательного. Добро пожаловать в обычную среднюю школу, построенную в шестидесятые – слишком недавно, чтобы скрывать какие-то мрачные тайны… Добро пожаловать в мир обычных людей: школьников, педагогов. В мир, где после банальной протечки водопровода на бетонной стене проявляется Нечестивый Лик с голодными глазами. Добро пожаловать в кровавый кошмар.
«Байки из склепа» по-нашему! У мальчика Алеши плохая наследственность – его бабушка медленно сходит с ума, но об этом мало кто догадывается. Ничего не подозревающие родители отправляют Алешу в деревню на все лето. А бабушка в наказание за мнимое баловство запирает мальчика в темном страшном подвале. Долгими часами сидит Алеша во мраке и сырости, совсем один, перепуганный и продрогший… пока не начинает слышать «голоса». Они нашептывают ему истории, от которых кровь стынет в жилах. Рассказывают о жизни и смерти, любви и ненависти, предательстве и жестокой мести.
Максим Кабир – писатель, поэт, анархист. Беззаветный фанат жанра ужасов и мистики. Лауреат премий «Рукопись года» и «Мастера ужасов». Добро пожаловать в мир призраков Максима Кабира! Здесь пропавшая много лет назад девочка присылает брату письмо с предложением поиграть. Здесь по улицам блокадного Ленинграда бродит жуткий Африкан. Здесь самый обыкновенный татуировщик и самый обыкновенный сосед по больничной палате оказываются не теми, за кого себя выдают. И зловещая черная церковь звенит колоколами посреди болота в глубине тайги. Добро пожаловать в мир призраков Максима Кабира!