Жуть-2 - [65]
Из интервью с Валентином Ковалиным, автором книги «Легенды и мифы Шестина», 2013 г.
«В четверг, после университета, я пробрался сквозь ливневый туннель под Скорбященским храмом, испачкавшись с ног до головы. Трижды, туда-сюда по коллектору. Как дурак. А вороны каркали в октябрьском небе, образуя собою крест.
На первый взгляд в этом не было ни малейшего смысла. И на второй, и на третий. Удивительно, что я увлёкся подобной ерундой, как ребёнок, заигравшийся с солдатиками и ожививший силой воображения пластмассовую армию. Или как пёс, готовый по команде хозяина, срываться, радостно виляя хвостом».
«[А место знаете такое — Лешева яма?] Нет, нема такого. Лешева Ляга есть. [Ляга?] Да, Ляга. [А почему название такое?] Не знаю. Там леший жил, наверное. Давно, при царях. [Это там сейчас Молодёжный микрорайон?] Ну да, рядом. Там деревни были и тракт ишчё. И [нрзб] ручей тёк. [Какой ручей?] Костий. [Почему Костий?] Корова там потерялась, утопла. Её нашли, поглотанной рыбками. Один скелет. Меня ишчё сестра пугала в детстве, что костия коровка ночью придёт, забодает. И люди там жили. Вшивые люди. Очень дурные, очень».
Жительница Шестина, Анна Пантелеймонова Замятина, 1902 г.р.; из книги «Фольклорный путеводитель», 1992 г.
«Маршрутка выплюнула меня из переполненного чрева и умчала прочь. В низине, окуренный туманом, светился гипермаркет. Автомобили курсировали по трассе, и влажный асфальт отражал свет фар. Я зашагал, подняв воротник, в сторону панельных новостроек. Дорожка змеилась по пустырю. Фонари мерцали в сумерках.
«А мог бы греться дома и наслаждаться сериалами», — злился я на себя.
Бабье лето закончилось в пятницу. Его смели промозглые ветра, заодно изрядно потрепав кроны деревьев. Дворы был безлюдны, хотя стрелки часов едва отметили восемь. Ни собачников, ни молодёжи за столиком возле детской площадки. По газонам ползли жёлтые ладошки — палые листья. Каштаны тревожно поскрипывали облысевшими ветвями.
Ненавижу осень! Раздражают эти романтичные осенепоклонники, которые восторгаются лживой красотой увядания и разложения. Хочется послать их к чёртовой бабушке, пусть идут, загребая ногами октябрьскую прель.
Скученные высотки защищали обитателей микрорайона от ветра, но за их щитами монотонно гудели пустоши. Дребезжал лист железа, кренилась обрамляющая цветник фанера. Змейки окон горели на фасадах, как разрозненные фигуры из Тетриса. И тени каштанов украсили неровный асфальт причудливым узором.
Пекарня находилась на самом отшибе района, ребром к ребру с окраинной девятиэтажкой. Я сбавил шаг.
В щели между зданиями зияла чёрная пропасть, непроницаемая темнота. Будь сейчас день, я видел бы степь, высокую траву, прореженную тропинками, и дорогу, и остановку. Вечер был беззвёздным, кругозор обрывался в метре от рукотворного ущелья. Точно весь внешний мир залили угольно-чёрной краской. У меня зачесались глаза, и на душе сделалось тревожно. Я всё всматривался туда, где тьма отменила высоту и ширину, проглотила пейзаж, стёрла ластиком степной сорняк, землю, небо, горизонт. Она лезла в микрорайон, как разбухшее тесто, приправленное до отказа чернилами каракатицы.
От пекарни исходил аромат свежей сдобы. Работал допотопный кондиционер, прикреплённый к высокому фасеточному окну. Журчала вода; упруга струя била из трубы, и над ней клубился пар.
Меня посетило чувство, что за мной следят. Притаились за рифлёным забором, ограждающим мусорные контейнеры, и хихикают.
«5. Поехать в микрорайон Молодёжный, завязать глаза и пройти между правой стороной хлебопекарни и торцом девятиэтажного дома».
Я вынул припасённую бандану с логотипом группы «Психея» и в нерешительности изучал узкий коридор, выискивая подвох. Сорняк пробивался сквозь плиты. Длинная кирпичная стена поросла сухими лозами дикого винограда. С этим заданием справился бы ребёнок. Как и с четырьмя предыдущими.
Но откуда он всё-таки знает, что игрок нарушает правила?
Изрядно замёрзнув, я приложил ткань к векам и завязал на затылке узел. Прикоснулся к холодному кирпичу. И втиснулся в проход. Наощупь побрёл по туннелю, думая о темноте, что поджидала в конце. В конце, где, по заверениям канувшего в лету Игоря Кротова, игра обретёт смысл.
Мне казалось, что по проходу идёт ещё кто-то. Что кто-то — и можете считать меня психом! — карабкается по отвесной стене надо мной. Тощий, чёрный, хватающийся за выбоины в кирпиче корявыми пальцами. А тьма давила, отталкивала, я ощущал себя пловцом, таранящим плотный поток, в голове кружились нелепые мысли о мёртвой корове, о корове, лежащей на отмели и смотрящей на меня остекленевшим глазом, отороченным длинными ресницами.
Рука нащупала край стены. Я сорвал платок. И обомлел.
Я, как и прежде, стоял перед пекарней и видел плещущуюся из трубы воду. Внутри микрорайона, а не снаружи, будто с места не сошёл, будто не отирался только что о замшелые стены коридора.
Я моргал, подвергая сомнению собственный разум, а телефон пиликнул сообщением. Спиранов прислал финальное задание.
По пути домой, и на следующий день, и позже, я высматривал его повсюду: в придорожных кустах, в транспорте, в толпе студентов. Очкарик-доходяга, засаленные волосы, растянутый свитер. Пялится на меня сквозь толстые стёкла, а глаза деформируются, как отражение в аквариуме. Я оборачивался, и позади, естественно, никого не было.
Мир после катастрофы, о которой никто не помнит. Мир, в котором есть место магии, голосам мертвых и артефактам прежней эпохи. Мир, в котором обитают кракены. И убийца кракенов, Георг Нэй, придворный колдун из Сухого Города. Мир за пределами острова-крепости – Мокрый мир, соленый и опасный, подчиненный воле Творца Рек. Неисповедимо течение темных вод. Оно может поглотить Нэя или сделать его легендой. И да поможет Гармония смельчакам, покинувшим клочки суши ради правды, похороненной на дне Реки.
Максим Кабир — писатель, поэт, анархист. Беззаветный фанат жанра ужасов и мистики. Человек, с рассказами которого знакомы ВСЕ поклонники хоррора. И роман, который сравнивают с творчеством Кинга, Литтла, Лаймона — причем зачастую не в пользу зарубежных мэтров. Тихий шахтерский городок где-то в российской глубинке. Канун Нового года. Размеренная жизнь захолустья, где все идет своим чередом по заведенному порядку. Периодически здесь пропадают люди, а из дверного глазка пустой квартиры на вас смотрит то, что не должно существовать.
Новая леденящая кровь история от Максима Кабира, лауреата премий «Мастера ужасов» и «Рукопись года», автора романов «Скелеты» и «Мухи»! Добро пожаловать в провинциальный городок Московской области, где отродясь не происходило ничего примечательного. Добро пожаловать в обычную среднюю школу, построенную в шестидесятые – слишком недавно, чтобы скрывать какие-то мрачные тайны… Добро пожаловать в мир обычных людей: школьников, педагогов. В мир, где после банальной протечки водопровода на бетонной стене проявляется Нечестивый Лик с голодными глазами. Добро пожаловать в кровавый кошмар.
«Байки из склепа» по-нашему! У мальчика Алеши плохая наследственность – его бабушка медленно сходит с ума, но об этом мало кто догадывается. Ничего не подозревающие родители отправляют Алешу в деревню на все лето. А бабушка в наказание за мнимое баловство запирает мальчика в темном страшном подвале. Долгими часами сидит Алеша во мраке и сырости, совсем один, перепуганный и продрогший… пока не начинает слышать «голоса». Они нашептывают ему истории, от которых кровь стынет в жилах. Рассказывают о жизни и смерти, любви и ненависти, предательстве и жестокой мести.
Максим Кабир – писатель, поэт, анархист. Беззаветный фанат жанра ужасов и мистики. Лауреат премий «Рукопись года» и «Мастера ужасов». Добро пожаловать в мир призраков Максима Кабира! Здесь пропавшая много лет назад девочка присылает брату письмо с предложением поиграть. Здесь по улицам блокадного Ленинграда бродит жуткий Африкан. Здесь самый обыкновенный татуировщик и самый обыкновенный сосед по больничной палате оказываются не теми, за кого себя выдают. И зловещая черная церковь звенит колоколами посреди болота в глубине тайги. Добро пожаловать в мир призраков Максима Кабира!