Журналист для Брежнева или смертельные игры - [64]

– Давай, но не отключайся.

После коротких переговоров с телефонисткой слышу в трубке мягкий, с прибалтийским акцентом голос подполковника Барона:

– Товарищ Шамраев? Здравствуйте. Я говорю из Рижского аэропорта. Со мной Айна Силиня и ее родители. Они категорически не хотели пускать ее в Москву. Пришлось применить принудительные меры. Теперь они вылетают вместе со мной, если вы санкционируете этот «привод».

– Я санкционирую. Во сколько вы прилетаете?

– В 2.15 по-московскому, аэропорт Внуково.

– Хорошо, вас встретят.

– Спасибо, до скорого свидания.

Я слышу, что он дал отбой, и говорю Светлову:

– Ты все слышал?

– Да. Во Внуково его возьмет кто-нибудь из наших местных. Сейчас я свяжусь. Сегодня горячий денек, а?

12 часов 30 минут

Лена Смагина шла к Центральному телеграфу. Здесь в половине первого ее должен ждать Лева Новиков, массажист «Спартака» и спекулянт наркотиками. Вот уже час она крутится по центру в ожидании этого свидания, чтобы передать ему злосчастный пакет с морфием, который ей вручил вчера Витя Акеев. Этот пакет сейчас прожигает ей сумку, но она, боясь слежки, не решает избавиться от него, выкинуть в какой-нибудь мусорный ящик. Конечно, нужно было отправить этот морфий в унитаз еще в гостинице, в своем номере, но Лена вспомнила о нем только когда выскочила из гостиницы и полезла в сумочку за сигаретами. Поэтому в течение всего этого часа Лена пыталась выяснить, есть за ней слежка или нет и, по законам детективных романов, то вдруг посреди улицы резко сворачивала назад, то кружила по магазинам, то, проехав остановку на троллейбусе, вдруг спешно выскакивала на улицу, а то просто сидела на Пушкинской площади, наблюдая за окружающими.

Никакой слежки она за собой не обнаружила и, успокаиваясь, решила посоветоваться с Новиковым – как ей быть? Может быть, он вместо нее подъедет к Вите на квартиру и предупредит об опасности? В 12. 30 Лена взбежала по ступенькам Главтелеграфа на улице Горького и прошла налево, в зал междугородних разговоров. Здесь возле третьей кабины и должен стоять Новиков – живой и нагловатый, как все массажисты. Да вот и он. Но что это? Увидев Лену издали, Новиков вдруг двинулся к выходу и, проходя мимо Лены и не глядя на нее, сказал в сторону: «На тебе глаз, атас!». Не останавливаясь, Лена подошла к стойке и, почти теряя сознание, спросила у дежурной, можно ли ей позвонить в Котлас. «Шестнадцатая кабина, по автоматике прямая связь», – сказала дежурная. Но Лена в Котлас звонить не стала, что она может сказать сейчас отцу, а, чувствуя себя на грани обморока, вышла на улицу.

Боже мой, что же ей делать? Чувствуя, что она сейчас разревется просто здесь, на улице, Лена вошла в общественный туалет. Здесь, в женском туалете в Проезде Художественного театра, шла обычная мелкая спекуляция импортной косметикой и противозачаточными пилюлями. И это Лену чуть успокоило. Эти девицы спокойно стоят тут и предлагают карандаш для век и прочую польскую и французскую косметику и никто их не арестовывает. Значит, тут-то хоть милиции нет, а те, кто следят за ней, остались, видимо, снаружи. Лена стала в очередь к кабинкам. За ней, тяжело дыша, заняла очередь толстая астматичка с двумя авоськами, полными мороженных кур и докторской колбасы – явно три часа стояла за ними в очереди у Елисеева, а следом за ней в туалет прибежала какая-то хипушница и, ни на кого не глядя, привычно ринулась к какой-то спекулянтке и громко, не стесняясь, спросила: «Гондоны есть с усиками? Только быстро! Меня клиент ждет!».

Лена вошла в кабинку, села на унитаз и расплакалась. Вокруг шла нормальная жизнь, вокруг спекулировали, стояли в очереди за курами и колбасой, занимались проституцией и звонили по международным телефонам, и только ей, именно ей не повезло! Из-за каких-то трех пакетов с морфием, из-за каких-то трехсот рублей за ней следят и вот-вот арестуют. Что же ей делать? Что? Лена развернула пакет с морфием. Две фабричные упаковки с ампулами, в каждой по сто штук, а всего 200 ампул. Проще всего отправить их в унитаз, но пройдут ли стеклянные ампулы в унитаз? Она зубами разорвала картонные упаковки, ссыпала ампулы в ящик для туалетной бумаги, что стоял рядом с унитазом (было противно возиться в этом ящике, полном кровавых тампонов и бумаги, но Лена хотела, чтобы ампулы оказались на дне ящика), а картонную упаковку она разорвала на мелкие кусочки и бросила в унитаз. В дверь кабины уже стучали, Лена сказала: «Сейчас, сейчас!» – и спустила воду. Выйдя из кабины, она тщательно вымыла руки, утерла заплаканное лицо, подвела карандашом глаза, поправила прическу и решительно пошла вверх по лестнице навстречу аресту. Черт с ним, пусть теперь арестовывают, при ней уже нет никаких наркотиков, а ампулы, которые лежат в ящике, – кто докажет, что их туда положила она, а не следующая или предыдущая посетительница туалета?

Лена вышла на улицу и огляделась – ну, где они? пусть арестовывают!

Секретно Начальнику 2 отделения 3 отдела МУРа подполковнику милиции тов. Светлову

РАПОРТ (Продолжение)

В течение часа, неоднократно меняя направление своего движения, объект посетила Центральный телеграф, где выяснила возможность связаться с Котласом, и женский общественный туалет в проезде Художественного театра. Член группы наружного наблюдения старший лейтенант милиции М. Горелкина, выдавая себя за проститутку и заняв соседнюю с объектом кабину в общественном туалете, установила, что Смагина уничтожила в туалете 2 коробки морфия, ссыпав ампулы в мусорный ящик. Выйдя из туалета, объект без видимой цели прошла по улице Горького, Манежу, Красной площади и неожиданно была потеряна в ГУМе лейтенантом В. Свешниковой. С целью вновь обнаружить Е.Смагину члены моей бригады блокировали все выходы из ГУМа. Однако найти Смагину таким образом не удалось…