Журавли покидают гнезда - [80]

— Еще не поздно, еще есть время помириться, — сказал Юсэк поспешно. — Не то ваш брат приведет сюда атамана.

— Врешь, поди? Откуда ты это взял? — спросил Ир, повернув его лицом к себе.

— Он правда пошел к нему, хочет связаться и с японцами. — Синдо невольно переглянулась с Мартыновым.

Наступило общее молчание.

— А сейчас у него много людей? — внезапно спросила Синдо.

Юсэк задумался. Перед глазами выросла фигура Хагу. Он корчился от боли, прижимая ладонью рану. Сквозь пальцы сочилась кровь. И его голос: «Будь благоразумен, Юсэк…»

— Да, у него много людей, очень много, — сказал Юсэк уверенно.

— Допустим. — Синдо задумалась: — Какая же тогда надобность ему бросаться в ноги атаману?

— А вот мы спросим Эсуги. Уж она-то не позволит себе обмануть меня, — сказал учитель, заметив в поведении своего подопечного неискренность.

Эсуги растерялась и с обидой поглядела на Синдо, которая, как ей казалось, своим недоверием вконец допекла Юсэка.

Переводя виноватый взгляд на Ира, она проговорила:

— Юсэк сказал правду.

Впервые в своей жизни она осмелилась солгать. Ей было очень трудно это сделать, но она решилась, чтобы помочь Юсэку и людям Хагу, которые отнеслись к ним с большой сердечностью.

— Хорошо, мы это проверим, — сказал Ир, обращаясь к Синдо. Он хотел увести молодых людей, но Юсэк кинулся к комиссару, вцепившись в ее руку, он закричал:

— Вы не посмеете больше в него стрелять! Потому что он брат ваш! Какой же он вам враг? Ваш враг захватил Корею и идет сюда! И драться надо с ним! И я пойду с вами, если хотите. Я не боюсь их! Но я боюсь вашей вражды. Помиритесь, и мы будем жить и бороться вместе. Будем строить красивые дома, ходить друг к другу в гости. И всем будет хорошо. Разве не так?

— Нет, не так, парень, — хмурясь, сказала Синдо. — Хагу мне брат, но не друг. А враждуем мы не по пустякам, это не ссора сестры с братом, это война батрака с кулаком. Разве товарищ станет искать защиты у вековечного врага, который и эту нашу новую Родину на штыки взять хочет. И если этот Хагу убивает моего друга, он мне тоже враг, и я не стану его щадить. Вот и решай, на чьей стороне тебе быть и за кого заступаться.

Юсэк отпустил руку, сник, вспомнив рассказ Хагу о жестокой расправе с братом командира, стоявшего сейчас рядом с Синдо.

Слова Синдо прозвучали убедительно и просто. Опустив голову, Юсэк отошел от нее к Иру.

— Угостите их обедом и пока разместите в бараке, — сказала Синдо Иру. — Позже я переведу их к себе.

* * *

В первом бараке, куда привел молодых людей Ир, было тесно и шумно. Увидев вошедших, все притихли и поднялись. Ир прошел к столу, на котором еще дымился большой самовар, усадил возле него Юсэка и Эсуги. Вскоре угол с двумя койками был освобожден. Перфильев принес матрацы, подушки и одеяла.

Эсуги не могла нарадоваться, что они наконец-то рядом с Иром и друзьями. Юсэк видел на лице учителя глубокую скорбь и догадывался о причине. С Бонсеком Ира связывала давняя дружба. Отважный парень доставлял много хлопот жандармам. Однажды, чтобы провезти через перекрытые охраной улицы оружие для подпольщиков, Бонсек умудрился впрячь в коляску жандарма. До сих пор этот случай оставался загадкой для многих. Сам же Бонсек объяснял его просто: встретившись с жандармом, он сообщил ему о найденной коляске с оружием и попросил сопроводить его до ближайшего жандармского управления. По дороге Бонсек вдруг подвернул ногу и рухнул на землю. Жандарму ничего не оставалось, как самому взяться за поручни. Мало того — он усадил в коляску Бонсека, который должен был освидетельствовать находку. Чтобы попасть в управление, следовало обязательно пройти переулок, где Бонсека поджидали друзья… И вот он погиб. Убийца боялся встретиться с ним лицом к лицу — выстрелил в спину.

Корейцы, особенно старики, узнав, что Юсэк и Эсуги прибыли из Кореи, набросились на них с вопросами. Но что мог ответить Юсэк? Цены на чумизу он, конечно, знал, мог рассказать и о том, как живут подневольные рикши, но не имел ни малейшего представления о борьбе патриотов и законах, издаваемых генерал-губернатором. Они, по-видимому, принимали его за товарища по борьбе, поэтому он решил признаться, кто он и что вынудило его покинуть родной очаг. Слушали внимательно, старики горько вздыхали. Эсуги сидела рядом, скрестив на коленях руки, и смущенно опускала глаза, когда Юсэк говорил о своих чувствах к ней. Сегодня он был как никогда многословен и не упустил случая рассказать о встрече с хунхузами и Тыкченом. Делал он это сознательно, чтобы новые товарищи знали, что и он пережил достаточно и насмотрелся всего вдоволь, а потому вполне достоин уважения и доверия. Парень, стоявший возле Юсэка и не спускавший глаз с Эсуги, когда Юсэк закончил свой рассказ, вдруг оживился:

— А я-то думаю, отчего у меня нос чешется все эти дни. Ей-богу — не вру, вот и сейчас чешется. Быть свадьбе, наверное. А что? Почему бы и нет!

— Хороший нос за неделю кулак чует, — хрипло кашляя, произнес пожилой мужчина по-русски. — Япошки почешут тебе его.

— Возможно, — согласился парень. — Потому и тороплюсь. А с расквашенным носом какое питье — не разберешь ведь ни запаха, ни крепости.