Журавли покидают гнезда - [77]
— Сколько штыков осталось в банде? — спросил Мартынов.
— Не более пятидесяти. Остальных атаман с собой взял.
С таким количеством людей отряд мог справиться, но ни Синдо, ни Мартынов не спешили радоваться. По-прежнему их настораживала откровенность пленного. «Но, говоря неправду, — продолжал размышлять Мартынов, — тот должен знать, чем ему это грозит. Или решился пожертвовать собой по принуждению. Возможно, проштрафился перед атаманом? Или полагает, что его спасут? А может, просто хочет выведать о нуждах отряда? Остается одно — проверить его показания…» И он быстро вышел, чтобы привести Донсена.
Когда они вошли, старик вздрогнул и виновато отвел глаза. Не обратив на него внимания, Донсен кивком головы поздоровался с Синдо, затем бросил беглый взгляд на незнакомца и было отвернулся, но опять, уже пристальней, поглядел на него.
— Отец?!
Лицо старика задергалось, ярче вздулись мешки под глазами. Он не мог говорить и только охал.
— Как вы оказались здесь? — спросил Донсен, оставаясь на месте: смущала форма.
— Тебя искал, — сказал старик. — А меня ваши схватили.
— Как вы узнали, что я здесь? — Голос Донсена прозвучал строго.
— Сообщил дед Ваня. Я его на Уссури встретил. Он не сказал, что ты здесь. Он сказал, что ты где-то рядом.
Мартынов и Синдо вышли из комнаты, им тоже нужно было поговорить наедине. Едва закрылась за ними дверь, старик кинулся обнимать Донсена, но тот отстранился от него:
— Это правда, что вы служите у атамана?
— Теперь все позади, сынок, — заговорил старик, накаляясь. — Хватит с меня. Теперь по-иному жить собираюсь. А на что жить — прикопил. Недаром отец твой годы свои юные в скитаниях провел. О вас думал. Тебе и представить трудно, как богат я! Бросай и ты свое дело — да уйдем отсюда!..
— За тем вы только и пришли, чтобы сказать об этом? — прервал его Донсен. — Если так — вы напрасно искали меня.
Старик сдернул с головы папаху.
— Пожалей мои седины, сынок! Не сердись. Понимаю — виноват я крепко перед вами. Бросил, ушел. Но я искупился. Не пустой вернулся. Одену, обую, кормить буду досыта…
— А как позор смыть? Как людям в глаза глядеть?
— А чего им в глаза глядеть? Уйдем отсюда подальше. С деньгами где не примут? Еще как примут-то! С почтением да с подношением будут приходить к нам! Боже! Чего это я тебя упрашиваю! Сам должен все понимать. Нужно торопиться, пока японцы не подошли. Перекроют они все пути — и тогда… Застрянем здесь на веки…
— Никуда я отсюда не пойду, — сказал Донсен твердо. — И вас не отпустят. Сдайте награбленное богатство Советской власти. Никто вас держать не станет. Не нужны вы здесь никому. — Старик с испугом глянул на Донсена, затем быстро огляделся и, заметив приоткрытое окно, попятился к нему, словно на него наседали. Остановившись у окна, он секунду-другую помедлил в нерешительности, затем медленно вернулся к сыну.
— Почему вы задержались? — спросил Донсен.
— А почему ты не вынул наган? Не позвал людей? — в свою очередь спросил старик. В комнату вошли Мартынов и Синдо. Перфильев увел пленного.
— Ну что — можно батьке довериться? — спросил Донсена Мартынов.
Донсен молчал. Огромных усилий стоило ему не выдать своих истинных чувств. Но сейчас, когда старика увели в амбар под замок, он сказал решительно:
— Ему можно довериться. А вы уж сами судите.
И по тому, как он отвел глаза, Мартынов почувствовал что-то неладное, но допытываться не стал, а решил идти в логово бандитов, захватив с собой пленного старика.
Этой же ночью, за двумя ранее посланными конными разведчиками, выехал со своим небольшим отрядом и Мартынов.
Синдо и на этот раз осталась в штабе. Прикрутив керосиновую лампу и накинув на себя куртку, она вышла на улицу. Перфильев сидел на крыльце. Увидев комиссара, он хотел подняться, но она удержала его и села рядом.
— Темна нынче ночь-то, — заметила Синдо. — Хорошо это иль плохо?
— По моему разумению, темень явление полезное не только ради сна. Ночь на то и сотворена богом, чтобы отдых дать всему живому. Потому и ослабевает в эту пору у человека всякая бдительность. А это полезно тому, кто дела свои в темени вершит.
Своей мудреной речью Перфильев пытался как-то успокоить Синдо, которая при нем отговаривала Мартынова идти к бандитам ночью. Будь его воля — он тоже запретил бы это делать. Но теперь, когда отряд в пути, старался убедить ее в том, во что сам не очень-то верил.
— Кем была ваша жена? — спросила Синдо, чтобы как-то отвлечься.
— Барыней, — ответил Перфильев. — Не приучена была сызмальства к труду всякому, оттого и держала в чистоте руки, а не хозяйство. Мне же, человеку работящему, глядеть на ее леность было отвратительно.
— Сколько детишек?
— Одна девка.
— Вы ее любите?
— Думаю об ней частенько, — сказал Перфильев и, сняв очки, протер их пальцами. — Своя ведь, не чужая.
— А вы могли бы вернуться к жене? Ведь судьба ребенка должна волновать отца?
— Это никак не возможно, — ответил комендант. — Ни с чем не позволю смириться, если оно противно моему убеждению. — Неожиданно перед самым крыльцом из темноты появилась фигура. Синдо и Перфильев привычно потянулись к кобурам. Это был Санхо. Он подошел и, не поздоровавшись, сказал:
Автобиографическая повесть известного кировского писателя А. А. Филева (1915—1976) о детстве, комсомольской юности деревенского подростка, познании жизни, формировании характера в полные больших событий 20—30-е годы.
Когда они в первый раз поцеловались, стоял мороз в пятьдесят два градуса, но её губы были так теплы, что ему казалось, будто это все происходит в Крыму...
Через десятки километров пурги и холода молодой влюблённый несёт девушке свои подарки. Подарки к дню рождения. «Лёд в шампанском» для Севера — шикарный подарок. Второй подарок — объяснение в любви. Но молодой человек успевает совсем на другой праздник.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Имя Льва Георгиевича Капланова неотделимо от дела охраны природы и изучения животного мира. Этот скромный человек и замечательный ученый, почти всю свою сознательную жизнь проведший в тайге, оставил заметный след в истории зоологии прежде всего как исследователь Дальнего Востока. О том особом интересе к тигру, который владел Л. Г. Каплановым, хорошо рассказано в настоящей повести.