Жуковский - [91]

1. Освободить профессора Н. Е. Жуковского от обязательного чтения лекций, предоставляя ему право объявлять курсы более важного научного содержания.

2. Назначить ему ежемесячный оклад содержания в размере ста тысяч (100 000) рублей с распространением на этот оклад всех последующих повышений тарифных ставок.

3. Установить годичную премию Н. Е. Жуковского за наилучшие труды по математике и механике с учреждением жюри в составе профессора Н. Е. Жуковского, а также представителей по одному: от Государственного Ученого Совета, от Российской Академии Наук, от физико-математического факультета Московского Государственного университета и от Московского Математического Общества.

4. Издать труды Н. Е. Жуковского.

Председатель Совета Народных Комиссаров

В. Ульянов (ЛЕНИН)

Управляющий делами Совета Народных Комиссаров

В. Бонч-Бруевич

Москва, Кремль.

3 декабря

1920 г.».

Трудно достойнее отметить вклад в науку, сделанный Жуковским. Нет для Николая Егоровича более радостного события. Вот теперь работать и работать! Тем более что в тот же день, 3 декабря, он был единогласно избран ректором Института инженеров Красного Воздушного Флота. Но на Жуковского обрушивается новая беда — брюшной тиф, страшная болезнь, унесшая в годы гражданской войны множество жизней.

Коряво, почти неразборчивым почерком написал Николай Егорович последнее письмо сестре:

«Милая Вера!

Я теперь несколько оправляюсь от удара и, как видишь, даже принялся за писание. Пиши, как твое здоровье, что поделывает Катя и детки. Посылаю Вам денег. Целую Вас.

Твой брат Н. Жуковский».

Но письмо написано лишь для успокоения любимой сестры. Жуковский понимал, что дни его сочтены, а потому составил завещание. Свое главное богатство — научные труды — он уже давно отдал народу. Народ должен стать наследником и его основной материальной ценности — библиотеки. Николай Егорович передал ее Московскому Высшему Техническому училищу. Ему хотелось, чтобы книги, обогатившие его разум, приносили пользу людям и после его смерти, чтобы они облегчили труд ученикам, товарищам по профессии.

Состояние Жуковского очень тяжелое. Он прикован к постели, и даже приезды близких людей — сына и племянников — не могут рассеять грустного настроения. Но все же он собирает силы и, устроив сыну — студенту Института инженеров Красного Воздушного Флота — форменный экзамен, ставит зачет в его зачетную, книжку.

Впервые за много лет он не поехал в родную Владимирщину. Как там хорошо в знакомом до мелочей ореховском доме!.. Он вспомнил, где лежали дома елочные подсвечники, и попросил устроить ему елку. Через час смолистый запах уже наполнил комнату, где лежал больной. Он принес с собой множество воспоминаний. Видения прошлого мелькают перед глазами. Да, жизнь была богата событиями!..

Николаю Егоровичу предложили почитать вслух. Нет, он не хочет.

— Лучше я подремлю и о деревне подумаю. Хорошо теперь там. Рябина, наверное, еще не осыпалась. То-то теперь раздолье снегирям!..

Больной задремал, а в одиннадцать часов ночи, под новый, 1921 год произошел второй удар, второе кровоизлияние в мозг. Такого натиска уже не в силах был выдержать организм. Надежд на выздоровление больше не оставалось.

В тяжелом состоянии прожил Николай Егорович два с половиной месяца. В пять часов утра 17 марта 1921 года не стало титана русской науки, «отца нашей авиации».

«Московское Высшее техническое училище извещает все организации, учреждения и лиц, желающих отдать последний долг покойному профессору Н. Е. Жуковскому, что вынос тела состоится в 9½ утра из МВТУ», — писала «Правда».

Далеко растянувшаяся похоронная процессия проводила Жуковского в последний путь от Московского технического училища до кладбища Донского монастыря. Последний скорбный путь… Безмолвно шагают друзья за гробом, установленным на фюзеляже самолета. Молодая советская авиация отдает своему создателю посмертные почести. А когда поднялся свежий могильный холм, свое последнее «прости» сказали его ученики и друзья, его помощники и продолжатели.

— Огромен был путь, совершенный покойным, — говорил Сергей Алексеевич Чаплыгин. — Он своей светлой и могучей личностью объединял в себе и высшие математические знания и инженерные науки. Он был лучшим соединением науки и техники, он был почти университетом. Не отвлекаясь ничем преходящим, лишь в меру необходимости отдавая дань потребностям жизни, он все свои гигантские силы посвящал научной работе. Его цельная натура была беззаветно посвящена этому труду. Вот чем объясняется то огромное по богатству наследие, которое к нам от него переходит. При своем ясном, удивительно прозрачном уме он умел иногда двумя-тремя словами, одним росчерком пера разрешить и внести такой свет в темные, казалось бы, прямо безнадежные вопросы, что после его слов все становилось выпуклым и ясным. Для всех тех, кто шел с ним и за ним, были ясны новые, пролагаемые им пути. Эта гигантская сила особенно пленяла своей скромностью. Когда его близкие ученики, имевшие счастье личного с ним общения, беседовали с ним по поводу того или иного вопроса, он Никогда не пытался воздействовать на них своим авторитетом, с полным интересом вникая во всякие суждения. Эта вера в окружающих его учеников создала ему трогательный облик, который Останется навсегда незабываем. Длинный ряд учеников Николая Егоровича живы и работают на ниве науки.