Жуков. Мастер побед или кровавый палач? - [5]

Первая мировая: непокорный в учебке, храбрец на фронте

Поначалу казалось, что она закончится быстро. Патриотически настроенные молодые люди даже огорчались, что всех врагов разобьют без них. Александр Пилихин предложил Георгию, не дожидаясь призыва, сбежать на фронт. Идея понравилась, но все же Жуков решил посоветоваться с одним из почтенных мастеров, Федором Ивановичем, которого особенно уважал. В воспоминаниях маршал описывал старого мастера как убежденного большевика, который привел ему классово правильные аргументы против такой затеи. Мол, у Саши отец богатый, ему есть за что воевать. А твоего отца выгнали из Москвы, теперь и он, и мать впроголодь живут… «Вернешься калекой – никому не будешь нужен».

Но и сам старший Пилихин отнесся к идее идти воевать более чем скептически. «Если хочешь, я устрою так, что тебя оставят на год по болезни и, может быть, оставят по чистой», – предложил он помощнику. Жуков возразил, что он вполне здоров и способен идти воевать за Отечество. Пилихин тяжко вздохнул: «Ты что, хочешь быть таким же дураком, как Саша?…» Тот все же осуществил авантюрную затею, но через несколько месяцев был привезен в Москву с тяжелым ранением. Потом, несмотря на последствия тяжелой раны, в феврале 1918 года старший из братьев Пилихиных вступит в Красную армию и погибнет в боях под Царицыным…

Георгия призвали в армию летом 1915 года. 7 августа он впервые надел военную форму – это произошло в Малоярославце. «Вечером нас погрузили в товарные вагоны и повезли к месту назначения – в город Калугу. Впервые за все время я так сильно почувствовал тоску и одиночество. Кончилась моя юность…» – такие чувства одолевали тогда Георгия, которому не исполнилось еще и девятнадцати лет.

Тем не менее он искренне радовался, что попал в кавалерию. Насмотревшись еще до того на наскоро обученных прапорщиков и унтер-офицеров, не нюхавших пороха, которых никто не уважал, Жуков специально не сообщил на призывном пункте правильные сведения о своем образовании, указал лишь то, что окончил два класса церковноприходской школы, хотя, по его собственным словам, имел право оказаться в школе прапорщиков как призывник, окончивший четырехклассное училище.

В Калуге новобранцев построили в колонну и повели куда-то за город. Один из них поинтересовался у ефрейтора, куда они направляются, и получил в ответ рекомендацию никогда не задавать таких вопросов начальству. Наутро оказалось, что будущие кавалеристы для начала будут учиться пехотному строю. Старались как могли, однако начальство осталось недовольным и гоняло новобранцев так, что они чуть было не остались без ужина. «Втягиваться в службу было нелегко. Но жизнь нас и до этого не баловала, и недели через две большинство привыкло к армейским порядкам».

Ефрейтора Шахворостова, командира отделения, Жуков описывал как необъяснимо злого человека, который не просто пролаивал слова команд, но и непрерывно размахивал кулаками. «Добра от такого не жди…» – шептались новобранцы. «Самоволия я не потерплю!» – прогремел подошедший к ним взводный командир. Начальство следующей ступени, ротный командир штабс-капитан Володин, снизошел до новобранцев только через две недели и никакого интереса к подготовке не проявил, чем несказанно удивил добросовестного Жукова.

Диссонанс между излишне романтическим представлением об офицерах старой армии и такими вот саркастическими наблюдениями, усиленными идеологической подоплекой, был хорошо известен. О причинах писали многие.

Так, сам Деникин в воспоминаниях замечал: «Нет нужды прибавлять, что технические, профессиональные знания командного состава, в силу неправильной системы высших назначений и сильнейшего расслоения офицерского корпуса мобилизациями, не находились на должной высоте». А военный историк и публицист А. А. Керсновский в книге «История русской армии» писал, что поначалу все было не так скверно. Более того, по его словам, для солдат 1914 года офицеры были старшими членами великой военной семьи воспитавшего их полка, и отношения были проникнуты такой простотой и сердечностью, каких не было ни в какой иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского народа. Но при всем этом с первых дней войны начались проблемы: «Корпуса наступали безостановочно по сыпучим пескам, без обозов, не получая хлеба по несколько дней. Генерал Самсонов пытался двинуться в северо-западном направлении, вдоль железной дороги – единственной питательной артерии, и это вызвало большое раздражение у генерала Жилинского, канцелярского деятеля, совершенно не знакомого с войсками, не понимавшего, что войскам нужно есть».

В первую очередь гибли кадровые офицеры, в итоге, по наблюдениям Керсновского, офицерская среда была пестра по составу, разнообразна по происхождению и неодинакова по качеству. Не было времени создать новую полковую общность. Народ видел в офицерах только «господ» – в результате в казармах и окопах нарастали революционные настроения, которые вскоре захлестнули всю страну.

«Таким образом, Жуков не только верно оценивал состояние дел в русской армии и ее офицерском корпусе, но и раскрыл свои основополагающие взгляды на военное дело, которые пронес через всю жизнь, – замечает Владимир Дайнес. – Во главу угла ставились им близость офицера к солдату и полное взаимопонимание между ними, безусловный авторитет офицерского корпуса, доверие младшим командирам со стороны старших офицеров…»